– Бывает же, – пробормотал Трик.

Мия погрозила ему кулаком. Тень, набежавшая при упоминании Мариэль, сошла с лица юноши, и он ухмыльнулся. Затем отвернулся от статуи Наи и сложил руки на груди, глядя на Мию.

– Ну, выкладывай.

– Как ты любезно заметил, я немного отстала по песням.

– Немного? – фыркнул Трик. – Да даже тренировочные манекены могли бы размазать тебя по полу, Бледная Дочь.

– Ну, большое тебе спасибо, – насупилась Мия. – Если хочешь по-тихому сходить на хрен, я терпеливо дождусь твоего возвращения.

Трик поднял бровь. Мия вздохнула и поставила свой норов в угол.

– Прости, – пробормотала она.

– Не стоит, – Трик улыбнулся. – По-моему, вежливость тебе не к лицу.

– Я хочу сделать тебе предложение.

– Считай, что я польщен.

– Не такое предложение, извращенец!

Она стукнула двеймерца по руке, и он ухмыльнулся. Но где-то в этом мерцающем взгляде карих глаз она увидела толику разочарования. Его поза и наклон головы о чем-то говорили. О чем-то, что, после месяцев наставничества Аалеи, она начала узнавать.

Желание.

– На песнях мне надирают зад, – сказала она. – А на уроках Паукогубицы от тебя столько же пользы, сколько евнуху от гульфика. – Мия перебила его тихие возражения. – Поэтому ты поможешь мне нагнать остальных учеников в классе Солиса и научишь владению мечами, а я подтяну тебя достаточно, чтобы ты не отравил себя до посвящения. По рукам?

Трик нахмурился. Мия видела, как Желание борется со Здравым Смыслом.

– Среди Клинков не хватит места для всех, Мия. По факту, мы соревнуемся друг с другом. Зачем мне тебе помогать?

– Потому что я сказала «пожалуйста»?

– …Ты не говорила «пожалуйста».

Мия отмахнулась.

– Всего лишь формальность.

Уголки губ Трика приподнялись, и девушка улыбнулась в ответ, уперев руку в бок. Аалея говорила, что молчание может послужить лучшим ответом на вопрос, если спрашивающий уже знает ответ. Поэтому она не произносила ни звука, глядя в эти круглые милые глаза и позволяя Желанию говорить самому за себя. Отчасти ей было стыдно, что она использует ремесло Аалеи на друге, но, как Трик сам упомянул, по факту он ее соперник. Как любила говорить Аалея, никогда не берись за меч, если не готов запачкаться кровью.

– Ладно, – наконец произнес Трик. – По часу каждый вечер после уроков. Встречаемся завтра в Зале Песен.

Мия присела в реверансе.

– Благодарю, дон Трик.

Он протянул ей ладонь, и Мия пожала ее, чтобы закрепить договор. С пару секунд они так и стояли, держась за руки. Кожу начало покалывать, когда Трик ласково провел пальцем по изгибу ее запястья. Опомнившись, он отступил, пробормотал что-то похожее на извинение и сбежал. Мия повернулась в противоположном направлении, пряча легкую улыбку. Тогда отозвалась ее тень:

– …У меня нет лица, но поверь, я испепеляю тебя таким осуждающим взглядом, что останешься в чем мать родила…

Мия закатила глаза.

– Да, папуля.

– …Хотя, похоже, остаться в чем мать родила – и есть твоя цель, так что, пожалуй, мне стоит остановиться…

– Да-а-а, па-а-а-а-ап.

– …Не смей разговаривать со мной таким тоном, юная леди…

Мия ухмыльнулась и, дурачась, ударила Мистера Добряка по голове, проходя через кота насквозь. Девушка и ее тень побрели в сторону спальни, намереваясь погрузится в полный сновидений сон.

Из тьмы вышел прекрасный юноша, провожая их взглядом ярких лазурных глаз.

Как обычно, он не промолвил ни слова.

Спустя много часов громкий стук в дверь оторвал Мию от объятий с книгами. Она стащила стилет с запястья, накинула мантию на плечи. Подкравшись к двери, прошептала неизвестному, который ждал снаружи:

– Эш?

– Аколит, пожалуйста, открой дверь.

Мия крепче обхватила клинок, повернула ключ и выглянула в темный коридор. За дверью стоял Десница в длинной черной робе с капюшоном, прикрывающим лицо. Тогда она вспомнила о Наив. На секунду задалась вопросом, где та сейчас.

– Тебя вызывает Достопочтенная Мать Друзилла, – объявил Десница.

– Конечно, – Мия поклонилась. – Как ей будет угодно.

Она посмотрела вдоль коридора и увидела, что Десницы стучат в двери других аколитов. Эшлин сонно вышла на свет, ее косички были растрепаны после сна. За девушкой стоял ее брат Осрик, волосы-шипы торчали под невообразимыми углами. Похоже, будили абсолютно всех, а значит, неприятности не только у Мии.

«Да здравствуют маленькие чудеса».

– В чем дело? – прошептала она, когда вся группа направилась вслед за Десницами.

– Я знаю не больше твоего, – зевнула Эш. – Но могу поспорить, что ничего хорошего.

– Даже спорить не буду.

Аколиты поднялись по спиральной лестнице, где-то во мраке напевал призрачный хор. Прибыв в Зал Надгробных Речей, Мия поклонилась статуе, коснулась лба, глаз и губ, как и все остальные аколиты. Увидела, что в зале собралось все Духовенство; Аалея выглядела безупречно в тонком бордовом платье, Паукогубица – более суровой, чем обычно, одетая в нефритовую мантию, Маузер и Солис попеременно улыбались и хмурились в своих черных кожаных нарядах. Друзилла стояла в тени Наи, поджав губы. А рядом с ней, прикованного железными цепями к самой статуе, Мия увидела…

– Тишь…

Юношу раздели до пояса, завязали ему глаза черной тканью и повернули спиной к залу. Аколиты, бесшумные и напряженные, собрались полукругом вокруг основания Наи. Эшлин кивнула себе и прошептала Мие:

– Кровавое бичевание.

– Что?

– Ш-ш-ш. Смотри.

– Спасибо, что пришли, аколиты, – начала Друзилла. – Жизнью Клинка руководствуют всего несколько истинных правил. Если вы доживете до службы Матери, то будете жить вне закона, и посему в этих стенах мы даем вам столько свободы, сколько возможно. Тем не менее те немногие правила, которые мы устанавливаем, нельзя игнорировать. После убийства аколита Водоклика каждого из вас предупредили, что после девятого удара часов покидать комнату запрещено. Я пообещала, что любой, кого поймают за нарушением комендантского часа, будет жестоко наказан. Однако один из вас решил испытать мое терпение. – Она показала рукой на Тишь. – Теперь же узрите, какова расплата за глупость.

Достопочтенная Мать спустилась с постамента, повернулась к теням.

– Вещатель? Ткачиха?

На свет, падающий от витражных окон, вышли две фигуры. Вещатель Адонай был в кожаных бриджах, без обуви, на голый торс небрежно накинута алая шелковая мантия. Мариэль была с ног до готовы укутана в свободную черную ткань. Брат с сестрой заняли свои места за мальчиком. Тишь повернул голову, когда Мариэль хрустнула костяшками. Тошнотворные влажные хлопки эхом прокатились во мраке. Даже с завязанными глазами Тишь, должно быть, узнал этот звук. Мия увидела, как он глубоко вздохнул и повернулся обратно к статуе.

Мать Друзилла приказала твердым, как железо, голосом:

– Начинайте.

Мариэль подняла руку, вытянув пальцы. Со своего места Мия видела, как ее отвратительные губы трескаются в кровавой улыбке. Мариэль пробормотала что-то себе под нос, прищурилась и сжала пальцы в кулак.

Воздух пронзил звук чего-то рвущегося, и плоть на спине Тиши лопнула, как гнилой фрукт. Юноша запрокинул голову. На его коже проявились четыре мерзкие раны, словно какой-то невидимый кнут отхлестал его по спине. Мышцы были искромсаны. Хлынула кровь. Мия скривилась, увидев блестящую показывающуюся розовую кость.

Но юноша не проронил ни звука.

Мариэль