– Следующая, – объявил Адонай.
Мия посмотрела на Эшлин. Карлотту. Джессамину. Белль. На их лицах читалось очевидное замешательство. Никто из них прежде не видел такого колдовства – Дочери, никто за пределами этих стен не видел его на протяжении тысяч лет! Но, как всегда, Мия не испытывала страха, даже когда стоило бы. Ее тень довольно вздохнула.
Она молча шагнула в бассейн, плотная и теплая кровь начала обволакивать ноги. Плитка была гладкой, так что идти пришлось медленно, чтобы не поскользнуться. Мия дошла до центра, погрузившись в карминовую кровь по талию. Адонай снова забормотал, поток, в середине которого оставалась девушка, вращался все быстрее и быстрее. Голова закружилась, глаза зажмурились от аркимического сияния, руки пришлось развести для равновесия. Смрад крови наполнил ноздри. Комната закачалась. И как только она собралась подать голос, Мия ощутила, что падает, втягивается ниже, ниже, подхваченная каким-то мощным подводным течением.
Красные волны сомкнулись над головой, весь мир завихрился, закружился, забурлил. В легких не осталось воздуха. Рот наполнился кровью. Повсюду царила амниотическая тьма, грохочущий пульс некоего гигантского далекого сердца приглушался кроваво-теплой чернотой, поглощающей Мию. Крошечное дитя в невесомой утробе. Вечно плывущее вверх, к свету – и вовсе не факт, что тот есть. Пока наконец…
Наконец…
Всплытие.
Мия вынырнула на свет. Закашлялась. Попыталась отдышаться. Чьи-то ласковые руки держали ее, тихие голоса заверяли, что все в порядке. Стерев что-то густое и липкое с лица, она обнаружила себя по талию в бассейне запекшейся крови. Двое мужчин с клеймом рабов держали ее, чтобы не упала. Они помогли ей вылезти из бассейна и поддерживали, пока она поскальзывалась и шаталась. Мия была с головы до ног покрыта кровью, капающей на плитку. Волосы и сорочка прилипли к телу. Ее ресницы слиплись, она пыталась проморгаться.
– Зубы Пасти, – прохрипела девушка.
Один из Десниц укутал ее в мягкую ткань и провел в большой зал. Там Мия обнаружила шахида Аалею, омывающуюся во второй из трех треугольных ванн. Женщина промывала волосы ковшами теплой ароматной воды. В парном воздухе витал цветочный парфюм, но под ним Мия чувствовала запах смерти. Крови. Потрохов и дерьма.
– Помойся в первой, – сказала Аалея, указывая на ванну, наполненную покрасневшей от крови водой. – Намылься во второй. Смойся в третьей.
Мия молча кивнула, сняла мокрую сорочку и ступила в первую ванну. Аалея уже отмокала в третьей, а Мия забиралась во вторую, когда в комнату, еле волоча ноги, вошла Эшлин, грязная с головы до пят – яркие голубые глаза моргали под маской из липкой алой жидкости.
– Что ж, это что-то новенькое, – подытожила она.
Аалея рассмеялась, поднимаясь из источающей пар воды, и надела шелковую мантию. Затем указала на окрашенную в красный цвет дверь.
– Когда будете готовы, дорогие, то найдете одежду там.
Улыбнувшись, женщина босиком прошла по полу. Эшлин сняла сорочку и прыгнула в ванну, погружаясь под поверхность и окрашивая воду более насыщенным багровым оттенком. Через секунду она появилась и принялась оттирать алую корочку с век.
– Итак, это была Кровавая Тропа, – пояснила она.
– Так они это называют? – спросила Мия.
– Да, – девушка наклонила голову, чтобы избавиться от воды в ухе. – Папа рассказывал, что таким образом Клинки перемещаются по республике. В каждом большом городе есть часовня, посвященная Матери. Если там имеется кровавая ванна, Адонай может переместить нас в любую из них. Во все из них.
– Хочешь сказать, мой учитель заставил меня пересечь Пустыню Шепота просто забавы ради?
Эш пожала плечами.
– Они не пускают на Тропу любого, Корвере. Адонай должен дать тебе разрешение, чтобы ты могла пересечь порог. Красная Церковь не будет посвящать каждого будущего аколита в тайну о том, что у них есть доступ к ашкахскому крововещателю. Если Сенат узнает, то ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Адоная. Представь, что бы было, если бы республика могла за долю секунды перемещать свои армии по миру?
– Но разве теперь они достаточно нам доверяют, чтобы рассказать об этом? Мы пробыли аколитами всего пару месяцев.
Эш просто пожала плечами.
– Зубы Пасти, где они ее только берут? – выдохнула Мия. – Здесь же столько крови…
Эшлин поиграла бровями.
– Скоро увидишь.
– И мне это не понравится, не так ли?
Девушка просто рассмеялась и нырнула под воду.
– Свинобойня, – выдохнула Мия. – Ну разумеется!
Глядя на хрюкающее море, Мия почувствовала, как кусочки неприятного пазла складываются вместе.
Из своего детства, проведенного под Бедрами, она знала четыре скотобойни, распределенные по заливу Мясников в Годсгрейве, – четыре горы потрохов и вони, выплевывавших свежее мясо на тарелки богачей и высиравших остатки в залив. Две из них работали с рогатым скотом, третья – с экзотическим мясом, и четвертая – только со свиньями. Известная как Свинобойня, она была относительно маленькой и более ухоженной, чем остальные. Владел ею мужчина по кличке Бекон и три его сына: Ветчина, Рулька и Пятачок. Среди костеродных Годсгрейва бойня была известна потому, что продавала лучшую вырезку во всей Итрее, а среди более сомнительного люда – потому что это было отличное место, чтобы избавиться от тела, если кто-то случайно обзаведется трупом, который может заинтересовать люминатов[71].
Девушки-аколиты переоделись в обычные кожаные костюмы и плащи, вооружились простыми, но функциональными клинками из большого арсенала за купальней, и поднялись по винтовой лестнице. Смрад потрохов и экскрементов усиливался, пока наконец они не вышли на деревянный мезонин. Час был поздним, и мясники разошлись по домам на неночь, но внизу, по большому загону, разгуливала кишащая масса свиней. На заляпанном кровью полу бойни Мия увидела водостоки в камне, несомненно ведущие к бассейну. Сложив два и два, девушка обнаружила, что начинает ненавидеть математику.
– Мы только что искупались в свиной крови, – сухо заметила Карлотта.
– Вероятно, и в человеческой тоже, – ответила Мия.
– Скажи, что ты шутишь.
Мия покачала головой.
– Многие браавы Годсгрейва избавляются от своих проблем именно здесь, когда не хотят, чтобы им задавали лишние вопросы.
Карлотта уставилась на нее. Мия пожала плечами.
– Голодная свинья сожрет все, что дадут.
– О, миленько, – пролепетала девушка, выжимая длинные волосы.
– Господин Бекон и его сыновья – Десницы Церкви, – сказала Аалея. – Деньги, которые они зарабатывают на местных браавах, помогают нам с операциями в Годсгрейве. Должна признаться, ирония греет душу. Интересно, продолжали бы эти костеродные так восхищаться лучшими вырезками Бекона, если бы в точности знали, что ели эти свиньи, прежде чем их зарезали[72]?
– Про-о-о-осто очаровательно, – прокомментировала Карлотта с каменным лицом, активнее выжимая волосы.
– Кровь есть кровь, милая, – шахид улыбнулась. – Свиньи. Нищие. Коровы. Короли. Для Матери не имеет значения. Все они пятнают одинаково. И смываются одинаково.
Мия посмотрела женщине в глаза. Если не обращать внимания на сурьму и косметику… На ее
