Но за его спиной стояли глядящие по сторонам Элгарт и Кламат. Элгарт рассматривал все с охотой и любопытством. Возбуждение Кламата, наоборот, очень быстро превратилось в детское удовольствие от вдруг открывшегося ему чуда. Они тоже никогда не видели столько разных людей. Они никогда не видели и столько людей сразу, кроме, разве что, в Отверстой Длани… да когда мчались в пекло.

Повесив ружье на плечо, принц Бифальт шагнул вперед из дверного проема, спрыгнув на землю.

Когда Элгарт и Кламат присоединились к нему, из-за одной из повозок показался Сути аль-Сури, он подошел к ним. Из оружия у главного стража каравана была только сабля. Свой тюрбан он снял, распустив по спине длинные волосы. Похоже, не в его характере было скрывать эмоции. По его лицу стремительно пробежали изумление, любопытство и настороженность.

Приветственный поклон его был глубоким, но быстрым. Выпрямившись, страж ждал ответа от гостей каравана.

Принц поклонился, но не так низко. А после того как его спутники последовали его примеру, церемонно произнес:

– Вы оказываете нам честь, Сути аль-Сури. Наши жизни в ваших руках. Мы надеемся вернуть вам вашу щедрость, но мы не знаем ваших обычаев. Мы не знаем, что вы примете.

Главный страж каравана широко улыбнулся, затем нахмурился.

– Идем. – Он указал жестом на площадь вокруг груды дров. – Потом говорить. Сейчас ужинать.

По тому, как он держал себя, можно было предположить, что он понял не все из сказанного принцем.

Там, на площади, широким кругом были расстелены большие ковры, чтобы удобнее было сидеть на камне. Множество мужчин и женщин, одетых так разнообразно, что, наверное, можно было насчитать около полудюжины разных покроев платья, суетились у мест для сидения или разносили кувшины и подносы, появляясь из расставленных полукругами повозок или выходя откуда-то между ними. По всей видимости, это была караванная прислуга, хотя – как и всюду в караване – они были выходцами из разных стран.

Вскоре начали прибывать и сами путешественники: несколько погонщиков, личные слуги, сопровождавшие богато разодетых господ, актеры и их помощники. Были и другие, чье положение определялось не так легко, как те люди с тонзурами и в перевязанных веревкой мантиях.

Подчинившись Сути аль-Сури, принц Бифальт и его воины присоединились к растущей толпе. Впрочем, сделав несколько шагов, принц остановился. Надеясь увидеть кого-нибудь, кто мог бы оказаться караванщиком, принц осматривал людей, убеждая себя, что не затеряется среди них.

– Идем, – повторил главный страж. – Идем.

Принц остался на месте.

– Могу я задать вопрос, Сути аль-Сури? – И, не дожидаясь разрешения, спросил: – Ваш караван большой. Откуда пришли все эти люди? Куда они идут?

Какого рода торговлю ведет караван, что ему приходится пересекать эту ужасную пустыню? Как на таком расстоянии торговцы и властители общаются друг с другом? Как эта дорога связана с магами? Они позволили проложить ее? Вдохновили ее создание? Она была нужна им?

Осторожное выражение на лице Сути аль-Сури превратилось в неприязненно угрюмое. Угрожающе угрюмое?

– Юг-север, – кратко ответил он. – Север-юг. Год путешествуем.

И прежде чем принц Бифальт успел спросить что-то еще, что прояснило бы этот краткий ответ, главный страж указал на его ружье.

– Винтовка, – потребовал он. – Ваши люди. Сколько?

Угрюмое выражение на лице стража уже без сомнений выражало угрозу. Принц недооценил своего провожатого. Но он не позволил себе выказать ни малейшего признака сожаления. Глядя Сути аль-Сури прямо в лицо, принц постарался ответить ему тем же тоном.

– Достаточно.

Главный страж отступил назад, с его языка сорвался неуправляемый поток слов родного наречия. Но тут он, казалось, вспомнил, зачем он здесь. Поклонившись во второй раз, он повторил:

– Потом говорить. Сейчас ужинать. – И после мгновенной паузы добавил: – Приказ караванщик.

Не смягчая тона, принц Бифальт ответил:

– Я не хотел оскорбить тебя, Сути аль-Сури. Я больше не буду тебя спрашивать.

Страж кивнул. Выражение его лица говорило о том, что он успокоился.

Но длилось это недолго. Потом Элгарт сказал:

– У меня есть вопрос.

Тон его был насколько возможно небрежным.

– Те люди, – он указал на них подбородком. – Бритые головы. Веревки вместо поясов. – Он имел в виду мужчин в мантиях. – Кто они?

Принц Бифальт хотел было стукнуть гвардейца. Только усилием воли он заставил себя не выказать свое неудовольствие. По всей видимости, Элгарт не мог сдержать своего любопытства. А принц сам сказал своим людям, чтобы они вели себя как гости. Гостям вполне естественно задавать вопросы.

Хмурое лицо Сути аль-Сури выражало неодобрение.

– Монахи, – отрезал он.

Почти одновременно Элгарт и Кламат спросили:

– Что такое «монахи»?

Сын короля подавил стон.

Хмурое лицо стража изменилось. Теперь было видно, что он пытается подобрать нужные слова на языке, который едва знает. Наконец он выдавил в ответ всего три слова:

– Дарят жизни богам.

А затем решительно повторил:

– Потом говорить. Сейчас ужинать.

И повернувшись к путникам спиной, он большими шагами направился к не разожженному костру.

Принц Бифальт сразу же последовал за ним. А через плечо гневным шепотом скомандовал:

– Молчите. Он теряет терпение. Он оскорблен. Не сердите его.

– Но Ваше Высочество, – прошипел Кламат, – «боги»?

Элгарт едва слышно добавил:

– Он хотел сказать, что они поддерживают жизнь богов? Или они отдают богам свои жизни?

Кипя от злости, принц отрезал:

– Не сейчас.

И, шагая впереди своих людей, он последовал за Сути аль-Сури к толпе, рассаживавшейся по кругу на разложенные ковры.

Страж провел беллегерцев к незанятому ковру. На многих уже, скрестив ноги, сидели мужчины и женщины. Молчаливые люди с выбритой макушкой – монахи – сидели, окутанные своим достоинством, на собственном ковре. Торговцы и знать с богато одетыми наложницами или женами устроились удобно и свободно, заняв достаточно для себя места. Празднично разодетые люди, наоборот, уселись очень близко друг к другу, словно стараясь добиться, чтобы на каждом ковре их уместилось как можно больше. Они беспрерывно шутили и пихались, громко разговаривая севшими от смеха, лишений и недоедания голосами, создавая сложную какофонию из разноязыких слов. Другие устроились, где смогли найти место. Женщины с кожей цвета эбенового дерева сидели рядом с мужчинами, чья кожа отливала оттенком лунного света, девы, скромно закутанные в плащи рядом с их кавалерами, украшенными перьями, матроны с дерзкими взглядами рядом с погонщиками в хлопчатых рубахах и холщовых штанах.

Принц Бифальт заметил, что среди сидевших не было ни одного человека с тем же бронзовым оттенком кожи, как в племени Сути аль-Сури. Хотя несколько стражей и бродили среди повозок и телег, да и их предводитель оставался поблизости, большинство их них, должно быть, несли службу, охраняя лагерь. Даже в этой безжизненной пустыне, судя по всему, существовали опасности, достаточно серьезные, чтобы угрожать каравану.

Принц не мог представить, какие они, если, конечно, это не теургия.

Он неторопливо уселся на ковер, оставленный для него и гвардейцев. Скрывая свою неуверенность под привычной бесстрастной маской, он снял с плеча винтовку и сумку, отстегнул от пояса ножны с