Несколько озадаченный, принц ответил:
– Я дал уже свой ответ, но ты его не принял. Я постараюсь сказать то же самое по-другому. Моя ненависть ограничена тем, что она моя. Должен ли я говорить, что я только человек? Один из людей? Мои желания тщетны. Я не правлю миром. Я не правлю Беллегером. И если по каким-то превратностям судьбы после кончины моего отца я стану королем – если мои враги сохранят мне жизнь, – мы все еще будем в состоянии войны с Амикой. Мои желания останутся такими же пустыми. И я буду нуждаться в магистрах – если смогу их достать.
Разве ты забыл о нашей цели? Я хочу лишить Амику теургии. Это верно, безусловно. Но это не закончит войны. Это только сделает ее несколько более справедливой. У нас есть винтовки. У Амики больше людей. Война будет продолжаться. Мы не сможем покончить с ней до тех пор, пока не устроим все так, чтобы у Беллегера была магия, а у Амики нет.
К удивлению принца Бифальта, Элгарт язвительно хмыкнул.
– В таком случае я ошибался в вас, Ваше Высочество. Вы называете магию бесчестной, но вы не уклоняетесь от нее. Вы только хотите снять это бесчестье с плеч Амики и возложить его на плечи Беллегера.
Это был удар ниже пояса, у принца внутри что-то екнуло. Он не говорил, что желает родине бесчестья. Как мог его товарищ так извратить смысл его слов? Да что Элгарт о нем думает?
С самого рождения принца воспитывали для войны с Амикой. Как и на поле сражения, он ответил вызовом на вызов.
– Ты снова оскорбляешь меня, – отрывисто сказал он. – Ты хочешь, чтобы я сомневался? Ты думаешь, я начну колебаться? Нет. Не начну. Я не брошу своих поисков, не откажусь от выполнения приказа моего отца только потому, что ты вздумал составить обо мне плохое мнение.
Элгарт снова издал свой невеселый смешок.
– Прошу простить, Ваше Высочество. Я не собирался оскорблять вас. Я только любопытствовал.
Правда, временами любопытство сродни отчаянию. Или гневу. Оно сжигает изнутри. Жизнь воина трудна. Вы знаете это так же хорошо, как любой другой солдат. Тренировка, снова тренировка, а затем сражение и смерть. Бывают дни, когда любопытство – это все, что у меня остается. Оно сдерживает отчаяние. Поэтому я удовлетворяю его, когда могу.
Я бы хотел еще узнать, какие будут ставки, когда вы встретитесь лицом к лицу с теми магистрами, что требуют, чтобы вы были «готовы».
Принц отвернулся, недовольный как допросом Элгарта, так и собственным невежеством.
– Как мне ответить? – тихо проговорил он в сгущающуюся темноту. – Я не могу даже представить, какая у них цель. Они спрашивают, готов ли я, но не открывают, к чему я должен быть готов.
Мы уже говорили об этом. Почему я был избран? Почему втайне? Если меня сберегают от смерти, то почему не защищены мои товарищи, которые тоже охраняют мою жизнь? Ты знаешь мой страх. Я был избран для того, чтобы нанести Беллегеру роковой удар. – Принц содрогнулся. – Они хотят сделать меня предателем.
Но, несмотря на всю свою силу, они не знают меня.
Принц Бифальт решил не обращать больше на Элгарта внимания, но ответ он услышал.
– Если вы нужны им, Ваше Высочество, вы со временем узнаете ответ. Если они настойчиво сохраняют вам жизнь и спрашивают, готовы ли вы, а затем не скажут, чего они от вас хотят, значит, они психи.
«Точно, психи, – подумал принц. – Или сам я псих. Других вариантов нет».
Даже во тьме пустыня плодит галлюцинации. Неясные тени дюн словно извивались под тусклым светом звезд. Это, как и расспросы Элгарта, не давало принцу Бифальту покоя.
Часть третья
Следующие два дня путники изо всех сил боролись с безжалостной пустыней. Они с трудом брели вверх и вниз по дюнам – в основном по ночам, отдыхая под тонким покровом своих сорочек, пока солнце висело над головой. Ближе к вечеру с особенно высокой дюны они впервые разглядели горы – зубчатую полосу на востоке. Но расстояние до них было еще очень далеким. Прищурив глаза, принц Бифальт всматривался вперед и явственно понимал, что острый голод и растущая жажда не позволят его отряду достичь их. Их тела будут лежать среди песков, пока ветры не засыплют их или пока солнце не оголит их кости.
Принц вспомнил о том могучем заклинателе, что выбрал его. «Если ты собираешься и дальше спасать меня, спаси сейчас».
Отряд не продержится дольше следующего дня.
Затем ландшафт изменился. Когда на третий день солнце поднималось над горными вершинами, путники с трудом спустились с последней дюны и оказались на голом, непокрытом песком камне. Невдалеке опять поднимались дюны, скрывая из виду горы, но в этом месте ветер по какой-то прихоти вымел в пустыне полосу достаточной ширины, чтобы по ней могла пройти целая армия. Полоса тянулась на север и на юг, но не по прямой: она извивалась плавными и резкими поворотами, словно ее приспосабливали под прихотливые изгибы пустынных дюн.
Идти по полосе было бы легче. И если беллегерцы решатся на это, то ненадолго сберегут свои силы.
Прямо посередине шла дорога, несколькими поколениями, а может, и столетиями укатываемая колесами повозок и протаптываемая копытами лошадей. Местами колея была довольно глубокой, и повсюду камни были сбиты сотнями и тысячами железных подков.
Принц Бифальт, покачиваясь, остановился прямо у дороги. Какое-то время он не мог найти слов.
Элгарт нашел их за него.
– И что теперь? – спросил худощавый гвардеец.
И в самом деле, что теперь? Принц, моргая, вглядывался в расплывающиеся очертания дороги, смотря то в одном, то в другом направлении. Полуголодный и измученный жаждой, он был слишком истощен, чтобы спросить, кто проложил ее здесь. Или как она здесь оказалась. Но «что теперь» – он понимал. Если верить тому, что они слышали, библиотека магов находится на востоке, но дорога не вела в том направлении. Конечно, она обещает еще день-другой жизни. Если он отбросит эту возможность, то потратит вместе с товарищами последние силы на новых дюнах. Но если он пойдет по дороге, то в какую сторону: на север или на юг? Какое направление приблизит его к Книгохранилищу?
Принц Бифальт разрешил свои раздумья, позволив себе опуститься на камень.
Бросив свой груз, Элгарт и Кламат присоединились к нему. Кламат повесил голову, закрыв обгорелое лицо ладонями. Элгарт взял свою кожаную флягу, быстро сделал два глотка и передал остальное товарищам. Кламат уже опустошил свою, он пил больше, чем принц, который смог сохранить то немногое, что у него осталось, на самый крайний случай.
Спустя некоторое время принц прохрипел:
– Укрытие.
По
