– Ага! Вот так! Дави сволочь! – орал еще кто-то.

Еще немного! Еще чуть-чуть! Ну!.. Видно, как редеет эта медузная орава, еще несколько минут, и ей конец. Как мы приноровились! Как сработали! Молодцы!.. Ну, последний рывок… Все!

Реджинальд перевел дух.

На полу громоздились груды медленно растекающейся желеобразной массы, и она еще подрагивала, побулькивала – что-то вроде агонии, что ли… Странно, но останков магистра Шеффлера и в помине не было, так сумела растворить человеческое тело в себе эта дрянь. Гатлинга передернуло при мысли о том, что бы могло быть, если бы…

Он огляделся.

Соратники явно были горды боем и победой, особенно взвихренным казался Бродманн, прямо-таки пылал грозным триумфом. И еще негр Пьер – у того рот был до ушей, грудь ходила ходуном от жаркого дыхания. Белки его вытаращенных глаз казались ослепительно-белыми на фоне всего окружающего, а сам он, ко всеобщему изумлению, разразился речью:

– Ох-хо!.. – и еще что-то на своем языке. Спешил, молол взахлеб, слова вскипали, сшибались друг с другом, а африканец точно саморазжигался от своей риторики, нес и нес, не мог остановиться.

– Что он там, Эмиль? – без особого внимания бросил Реджинальд, старательно вытирая ладони о брюки.

– Ну что! Чушь городит: мол, всех перехитрил и стал великим колдуном. Говорит, что раньше так этот… Марк хвастал: мол, масса Хантер его обещал сделать великим. Но теперь Марка нет, никого нет, а он есть.

– Ну, пожелайте ему успехов в колдовской профессии, – не удержался от иронии Реджинальд и обернулся к Симпкинсу и Слейтону, стоявшим рядом. Хотел посоветоваться с ними насчет дальнейшего, но не успел.

В этом мире звуки и запахи возникали, похоже, раньше зрительных впечатлений. Тогда – шуршание, сейчас – запах.

Знакомый, неприятный запах. В первый миг Реджинальд даже не понял, чем это несет, но тут же с испугом сообразил: горелым.

Симпкинс тоже насторожился, потянул носом:

– Как будто паленым пахнет?..

И вновь здесь точно провал в событиях и памяти. Вынырнув из него, все увидели себя в кольце огня.

Огромное помещение зловеще разгоралось, пламя вздымалось выше, выше, его жар пугающе нарастал, грозя через десяток-другой секунд стать нестерпимым.

«Ну все, – мелькнуло в сознании. – Конец!»

Трудно сказать, что пережил Реджинальд Гатлинг в этот миг. Смириться с гибелью?.. Но если так, то лучше застрелиться, чем гореть в пожарище. А такой мысли точно не было, он ее даже подсознательно допустить не мог!

Не мог-то не мог, но что же делать-то?!

Огонь подступал, уже глаза не могли терпеть жара, хотелось зажмуриться…

И тут Реджинальд услышал смех жены.

Он обернулся в изумлении и испуге – не утратил способности ни к тому, ни к этому, надо же! Да и все обернулись примерно с такими же выражениями лиц: уж не сошла ли мадам с ума?.. Недолго вообще-то от всего такого.

Но ничего подобного. Вивиан смеялась как человек, познавший истину победы.

– Друзья! – воскликнула она. – Вы забыли, где мы?..

И Реджинальд вспомнил! Вспомнил, вмиг уловил ход ее мысли.

– А! Ты хочешь сказать…

– Да! – Она рассмеялась еще свободнее, будто никакого пламени в помине нет. – Мой давний сон, с которого все началось. Так мы в него вернулись! Так значит, этот лабиринт, это царство Плутона, этот адский огонь – все это что?

– Подземелье наших душ… – пробормотал Реджинальд, как бы открывая для себя величайшую истину.

– Да! Да! Конечно! Оно самое!.. Это всего лишь наши страхи, то, чего мы боимся, что гнетет нас изнутри, а мы не можем этого понять. Здесь это воплощается легко, превращается в самую реальную реальность. Понимаете? Это наш страх, он норовит нас смять, чтобы в панике потеряли себя. Нам надо не бояться, только и всего! Отбросить страх. И все это ослабнет, потеряет силу, превратится в дым, в пыль, в прах! Давайте просто не бояться этого огня! Это мираж, разве вы этого не видите?..

Ну да. Вот так взять и не бояться! Очень просто. Вот попробуй-ка не бойся пламени высотой с трехэтажный дом! А?..

Так бы подумал Реджинальд Гатлинг там, в обычном мире. А здесь, на грани жизни и смерти, перед ее ужасным ликом – здесь все было не так, иная сила чувств, иная мера бытия. И Долина, и живой дом – места, где мир природный и мир душевный особенно причудливо слиты в единую, но мозаичную реальность, потому-то неандертальцы и видели здесь своих демонов с горящими глазами, а Слейтон – декадентский замок. Все это преломленные в том или ином сознании подсознательные страхи и тревоги человека перед огромной, сложной, непостижимой жизнью, перед миром, полным грозной неизвестности – что в каменном веке, что в двадцатом, со всем его прогрессом. И когда вся группа столь разношерстных людей – от варваров Пьера и Поля до миллионеров Гатлингов – появилась в Долине, то все они увидели вместо замка дом-сарай или ферму, то есть нечто усредненное, приспособленное к пониманию каждого. Ну, а тоннели, полумрак, лабиринт – глубинные перепутья наших душ, где нам самим-то мало что ясно; призраки-медузы – сумма опять же усредненных враждебных сил мира… Что там говорить, каждый человек если не сознает, то чувствует присутствие множества скрытых сущностей, окружающих нас. Мы смутно пытаемся гадать, какие из них добрые, какие злые, и всегда ждем от злых сил какой-нибудь гадости, что порождает в нас тьму душевных вирусов, в иных случаях разрастающихся в целые колонии уродливых душевных опухолей… другими словами, в психические болезни.

Разумеется, не у всех доходит до такого – все-таки в человеке предусмотрены механизмы психической защиты, и у подавляющего большинства людей они успешно блокируют разрастание болезненных уродцев. Но душевное подполье с разным количеством нечисти есть у всех. Вот его-то в усредненном виде и преобразовало пространство замка, создало из него толпу отвратительных слизней – но люди сумели их одолеть, то есть сумели победить собственные страхи, слабости, измены и проклятья. И восторжествовали: победа!

Рано. Здесь-то их и подстерег последний, самый сильный удар.

Враг точно угадал, что самой чуткой, самой тонковосприимчивой натурой среди всех является Вивиан