не очень здоровой, бледной и невероятно пассивной девушкой из Дэнверса, которая работала в закупках в поставщике оборудования для клиник в Свомпскотте и практически наверняка была алкоголичкой, и по вечерам пила яркие напитки с зонтиками в клубах на шоссе номер 1, пока не сомлеет и не отключится с громким стуком. Так она это называла: «сомлеть». Сомлеть и отключиться с громким стуком головой о стол было более-менее еженощным ритуалом, и Памела ХоффманДжип автоматически влюблялась в любого мужика, который оказывался, как она называла, «рыцарем» и «щеголем» ³⁷⁴ и относил ее на парковку и отвозил домой, при этом не изнасиловав, – само же изнасилование бессознательной девушки под мухой она называла «воспользоваться обстоятельствами». Гейтли с ней познакомил Факельман, которого однажды Гейтли увидел, пока шел по парковке спорт-бара под названием «Порхаус» побеседовать с должником Соркина, когда тот, спотыкаясь, нес бессознательную девушку к своей тачке, запустив большую руку под платье из тафты на манер выпускного куда дальше, чем реально требовалось, чтобы ее нести, и Факельман сказал Гейтли, что если Дон подвезет эту мокрощелку домой, то Факельман сам разберется с должником, а т. к. сердце Гейтли к тому моменту уже не лежало к сбору долгов, он с радостью согласился на обмен, если, главное, Факельман гарантирует, что она в состоянии удержать в себе различные жидкости во внедорожнике по дороге. Так что это как раз Факельман учил его, передавая из рук в руки миниатюрное и вялое, но еще не страдающее от недержания тельце на парковке возле «Порхауса», быть начеку, Гейтли, и обязательно малец ее снасильничать, потому что эта мокрощелка – в стиле мокрощелок из культур Южного моря, так что если Гейтли отвезет ее домой и она проснется неснасильничатой, то тут же станет гейтливской навеки. Но у Гейтли, разумеется, и в мыслях не было насиловать бессознательных людей, и уж тем более запускать руку под платье девушки, из которой в любой момент потекут всяческие жидкости, и тем самым он обрек себя на отношения. Памела Хоффман-Джип назвала Гейтли своим «Ночным Стражем» и пассивно влюбилась за то, что он не «воспользовался обстоятельствами». Джин Факельман, откровенничала она, и вполовину не такой джентльмен, как Гейтли.

Катастрофическими отношения стали из-за того, что Памела Хоффман-Джип все время или была пьяна без задних ног, или пассивно мучилась от похмелья, поэтому любой секс в любое время классифицировался как попытка «воспользоваться обстоятельствами».

Она была самым пассивнейшим человеком из всех, кого Гейтли когдалибо встречал. Он ни разу не видел, чтобы П. Х.-Д. даже переместилась из одного места в другое без посторонней помощи. Казалось, ей обязательно нужен свой щеголь, который будет брать ее на руки и класть обратно 24/7/365. Она была как какой-то сексуальный ленивец. Большую часть жизни она проводила в отключке, во сне. Спала она красиво, как котенок, с ясным личиком, слюней не пускала. В ее исполнении пассивность и бессознательность казались какими-то красивыми. Факельман называл ее маскотом Смерти. Даже на работе, в поставщике больничного оборудования, воображал Гейтли, она находилась в горизонтальном положении, свернувшись на чем-нибудь мягком, с жарким обмякшим напряжением, как на лице спящего ребенка. Он воображал, как ее начальники и коллеги ходят вокруг закупок на цыпочках и перешептываются, чтобы ее не разбудить. Сколько он возил ее домой в какой угодно машине – ни разу она не сидела на переднем сидении. Но ее и ни разу не вырвало, она ни разу не описалась и даже не пожаловалась – только улыбалась, кротко, по-детски зевала и куталась в то, чем ее накрывал Гейтли. Гейтли перенял факельмановский прикол с криком, что их ограбили, когда вносил П. Х.-Д. в те обобранные люксовые апартаменты, где они базировались. П. Х.-Д. вряд ли можно было назвать красавицей, но она, чувствовал Гейтли, была невероятно сексуальна, потому что всегда умудрялась выглядеть так, будто ты ее заиксил до тотального безмускульного мления, так что она лежала без сознания. Трент Кайт сказал Факельману, что Гейтли на хрен выжил из ума. В ответ Факс заметил, что Кайт и сам с женщинами не генерал Шерман, даже с кокаиновыми шлюхами, обдолбанными студентками медвузов и дипсоидными бабами, у которых размалеванные лица свисали с черепов. Факельман заявлял, что начал вести дневник, только чтобы фиксировать подкатные реплики Кайта – такие безотказные реплики, как «Ты вторая самая красивая женщина, что я видел, а первая самая красивая женщина, что я видел, – бывшая британская премьер-министр Маргарет Тэтчер» и «Если поедешь ко мне домой, я как никогда уверен, что смогу достигнуть эрекции», – и говорил, что если Кайт в свои двадцать три с половиной уже успел лишиться девственности – то это неоспоримое доказательство существования какой-то божественной милости.

Иногда Гейтли выходил из демеролового забытья, смотрел на бледную пассивную Памелу, которая красиво спала рядом, и переживал такой ясновидческий момент, когда на его глазах в ускоренном режиме к тридцати годам ее прелесть уходила, а лицо сползало с черепа на подушку, которую она обнимала как плюшевую игрушку, и она прямо на его глазах становилась размалеванной бабищей. Видение вызывало скорее сострадание, чем ужас, и Гейтли даже не задумывался, не говорит ли это о том, что он хороший человек.

Вот две вещи, которые нравились Гейтли в Памеле больше всего: как она выходила из ступора, прижимала ладонь к щеке и истерически хохотала всякий раз, когда Гейтли переносил ее через порог в очередные обобранные апартаменты и взвывал, что их ограбили; и что она всегда носила длинные белые льняные перчатки и платье из тафты с открытыми плечами, отчего делалась похожей на девицу из высшего общества с Северного побережья, которая впервые вышла в свет в загородный клуб, чуть перебрала пунша и так и напрашивалась, чтобы какой-нибудь официант с татухой «воспользовался обстоятельствами», – когда Гейтли куда-либо ее укладывал, она томно, очень медленно взмахивала рукой в длинной белой перчатке и жеманничала с дворянской модуляцией в голосе: «Дон, дорогой, будь добр, принеси маме хайбол» (хайболами она называла все коктейли), – как оказалось, один-в-один изображая свою маму, по сравнению с которой в плане возлияний, как оказалось, мама самого Гейтли – настоящая Кэрри Нэйшн [225]: все четыре раза, когда Гейтли встречался с миссис Х.-Д., происходили в скорой или в здравнице.

Гейтли лежит с выпученными от вины и тревоги глазами в шипении и треске возобновившейся крупы, в сумеречной палате Св. Е., рядом с блестящей хреновиной с корсетом и черепным нимбом, экзоскелетно приделанной к