когда он стоял на кухне с ушедшим в пятки сердцем, поводя пальцем по блестящему поддону без единой бисквитной крошки. Он сел на кухонный кафель, крепко зажмурив свои страшные глаза, но по-прежнему видел лицо своей дочурки. Они ели дешевое арахисовое масло на бисквитах, запивали водой изпод крана и кривились.

Их квартира была на шестом этаже корпуса номер 5 в Перри Хилл. Окно не открывалось, но выбить головой вполне можно.

Но он не покончил с собой, говорит он. Просто встал и вышел. Не оставил жене записку. Ничего. Шел и шел целых четыре километра до Шаттакского приюта в Джамайка-Плейн. Ему казалось, семье без него по-любому лучше, сказал он. Но, сказал он, он не знал, чего не покончил с собой. Но вот не покончил. Ему кажется, не обошлось без Бога, когда он сидел там на полу. Просто решил пойти в Шаттак и Смириться, и протрезветь, и больше никогда не видеть в воображении с похмелья скривившееся лицо дочурки, Джеймс.

А в Шаттакском приюте – какое совпадение, – где обычно в марте немалый лист ожидания до времени, пока не потеплеет, как раз вышвырнули какого-то жалкого сукина сына за дефекацию в душе, и взяли его, спикера. Он тут же попросился на собрание АК. И сотрудник Шаттакского позвонил какому-то афроамериканцу с кучей сухих лет, и спикера отвели на его первое собрание АК. Это было 224 дня тому. Тем вечером, когда цветной Крокодил АК подвез его назад до Шаттака, – после того, как на своем первом собрании он рыдал перед другими цветными и рассказывал людям, которых раньше в глаза не видал, про большие часы и стеклянную трубку, про чек и бисквиты, и личико дочурки, после того, как он вернулся в Шаттак, и услышал звонок, и звонок был к ужину, – оказалось, что на ужин подавали – какое совпадение – на тот субботний ужин в Шаттаке подавали кофе и бутерброды с арахисовым маслом. Был конец недели, и в приюте кончилась еда с пожертвований, так что они размазывали масло по дешманскому хлебу и пили растворимый кофе «Санни Сквер» – дешманское говно, которое даже не растворяется до конца.

Как у талантливого оратора-самоучки, его эмоциональные драматические паузы не кажутся наигранными. Джоэль делает ногтем в одноразовой кружке еще один прорез и осознанно выбирает верить в то, что это не наигранно – эмоциональная драма всей истории. Она так давно не моргала, в глазах как будто песок. Так всегда и бывает, когда меньше всего ждешь, когда тащишься на собрание, которое наверняка будет унылой тягомотиной. Лицо спикера потеряло цвет, форму, любые отличительные черты. Что-то ухватилось за храповик в животе Джоэль и крепко повернуло три раза в лучшую сторону. Впервые она уверена, что хочет быть трезвой невзирая на все, что это за собой повлечет. Невзирая на то, примет ли Дон Гейтли Демерол, или сядет в тюрьму, или отвергнет ее, если она не решится раскрыть ему лицо. Впервые за долгое время – сегодня, 14.11 – Джоэль даже всерьез подумала о том, чтобы, возможно, раскрыть кому-то лицо.

После паузы спикер говорит, остальные никчемные мазафаки в Шаттакском приюте начали канючить, что это за херня, бутеры с арахисовым маслом на ужин. Спикер говорит, что вот то самое, что он молча поблагодарил за этот конкретный бутерброд в руках, который запил крепким кофе «Санни Сквер», – вот эта штука и стала его Высшей Силой. Он чист семь с половиной месяцев вот уже. Из «Универсального Отбеливателя» его выкинули, но зато он нашел постоянку в аэропорту Логан, моет полы в третью смену, а земеля в его бригаде как раз тоже в Программе – какое совпадение. Его беременная жена, как оказалось, ушла с Шантель в Приют для матерей-одиночек, в ту ночь. До сих пор там. ДСС до сих пор запрещает ему подавать апелляцию на запретительный приказ жены видеться с Шантель, но зато прошлым месяцем ему дали поговорить с ней по телефону. И он теперь трезвый, потому что Сдался, и вступил в Группу «Свободная дорога», и проявляет Активность, и добровольно следует советам Содружества Анонимных Кокаинщиков. Жена должна была родить к Рождеству. Он не знает, что станется с ним или с его семьей. Но, говорит он, его новая семья – Группа «Свободная дорога» – подарила ему некоторые новые перспективы, так что он теперь смотрит в будущее с какими-то такими чувствами по типу надежды, в глубине души. Он не столько закончил, или сделал обязательную ссылку на Благодарность или прочую обычную хрень, а схватился за кафедру, пожал плечами и сказал, что начинает чувствовать, что тот выбор, который он сделал на кафеле на кухне, был правильный, если говорить за себя.

В развлечении же события резко взяли курс на сплаттер, как только крутая девчушка, которую как будто бы спасла Кровавая Сестричка, была найдена сине-мертвой на своем топчане в келье послушницы, и внутренние карманы ее рясы были забиты всяческими веществами и прилагающимися аксессуарами, а рука стала настоящим лесом из шприцов. Крупный план К. С., багрово ходят желваки, взгляд не сходит с эксэкс-панкушки. Подозревая подставу, а не духовный рецидив, Кровавая Сестричка, наплевав сперва на благоглупости про вторую щеку, потом на пылкие мольбы и, наконец, на прямые приказы вице-матери-настоятельницы – оказавшейся той самой крутой монашкой, которая давнымдавно спасла Кровавую Сестричку, – начинает возвращаться к былым обычаям злых улиц Торонто и неспасенных крутых байкерш: снимает глушитель со стального коня «Харлея», вытаскивает из чулана полинявшую байкерскую косуху в заклепках и натягивает поверх раздутой от грудных мышц рясы, расчехляет самые яркие татухи, вытрясает из бывших служек информацию, машет средним пальцем автомобилистам на пути байка, встречается со старыми уличными контактами в темных салунах и опрокидывает мерзавчики даже с самыми циррозными из них, бьет, мочит, айкидоит, обезоруживает мордоворотов с электроинструментами, мстит за деспасение и раскардаш юной подопечной, преисполненная решимости доказать, что гибель девчушки не была случайностью или отступничеством, что Кровавая Сестричка не ошиблась с выбором души для спасения, желая снять с собственной души долг перед старой матерой вице-матерью-настоятельницей, которая спасла ее, Кровавую Сестричку, еще давным-давно. Несколько плечистых каскадеров и бесчисленных литров тиоцианата калия 296 спустя истина выходит наружу: послушницу убила мать-настоятельница, самая старшая и матерая монашка ордена. Эта м.-н. – та самая монашка, которая спасла вице-м.-н., которая спасла Кровавую Сестричку, т. е., как ни иронично, доказательства, которые нужны Кровавой Сестричке, чтобы списать долг по спасению, перпендикулярны

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату