Хэл перебрал с резаком, и мяч подвис, и Стайс бросился для блок-воллея на высоте груди, очевидного и победного, в раскрытую часть корта. Слабые аплодисменты. Делинт предлагает Елене Стипли отметить, что на самом деле Тьма выиграл это очко целиком на одной подаче. Хэл Инканденца подошел к забору за мячом, невозмутимый, вытирая нос рукавом толстовки; у него «больше». Хэл вел 5: 4 в первом и скопил три преимущества с подач Стайса в пятом гейме, два – благодаря двойным ошибкам; но Делинт продолжал настаивать, что Стайс поступал правильно.
– В прошлом году Хэл дошел до уровня, когда единственный шанс оппонента – тотально давить, постоянно атаковать, лупить подачи, рвать к сетке, принять роль агрессора.
– Герр Штитт подкрашивает глаза? – спросила его Елена Стипли. – Я тут заметила.
– Если выходишь против нашего Хэла, пытаешься его перехитрить, обойти – он будет дергать тебя по всему корту, сожрет, выплюнет и растопчет остатки. Мы целыми годами вели его к этому уровню. Больше никто не перехватит у Инканденцы контроль на корте.
Делая вид, что открывает чистую страницу, Елена Стипли обронила ручку, которая провалилась в систему внутренних ферм и распорок и зазвенела, как звенит только то, что роняешь в систему металлических трибун. Из-за продолжительного дребезга Стайс перед подачей подбрасывал мяч дольше. Подбросил несколько раз, наклонившись вперед, попрежнему расставив ноги и с силой отвернувшись от сетки. Вошел в свою странную сегментированную подачу; Елена Стипли извлекла из кармана синтепоновой парки новую ручку; Стайс плоско вдарил по центру, надеясь на эйс под «язычок» линий подачи. Мяч оказался неиграбелен для Хэла и упал в упор – непонятно где. На внутренних матчах ЭТА судей нет. Хэл посмотрел на линию, где отскочил мяч, задумался перед тем, как объявить попадание, прижав ладонь к щеке, обозначая размышления. Пожал плечами, тряхнул головой и поднял перед собой ладонь горизонтально, показывая Стайсу, что мяч верный. Значит, гейм за Стайсом. Тьма шел к сетке, разминая шею, глядя туда, где еще стоял Хэл.
– Хошь, еще разок, – сказал Стайс, – Сам не понял, куда попал.
Хэл подошел к Стайсу ближе, потому что собирался за полотенцем на
стойке сетки.
– А тебе и не надо, – выглядел он несчастно и растянул губы в улыбке. – Ты так бил, что куда еще рассматривать. Заслужил очко.
Стайс пожал плечам и кивнул, пожевывая губу.
– Давай тада следующий возьмешь, – он мягко накидал резаками два мяча так, что они докатились ровно к противоположной задней линии, откуда их мог подать Хэл. Тьма на корте все еще корчил жевательные рожи, хотя ему запретили жевать жвачку во время игры с тех пор, как она попала ему не в то горло и оппоненту пришлось его откачивать в полуфинале Пасхального Кубка прошлой весной.
– Орто говорит, что следующий спорный мяч немедленно отходит Хэлу; они не собираются играть еще раз, – сказал Делинт, хмуря брови над графами в характеристиках.
– Еще раз?
– Переигрывать очко, милая. Лет. Две подачи – одно очко, – Обри Делинт был слегка рябым мужчиной с густыми желтыми волосами горшком в стиле телеведущих и с гипертоническим румянцем, и глазами – овальными, близко посаженными и темными, казавшимися вторыми ноздрями на лице. – Много пишете для спорта в «Моменте», а?
– То есть они поступают по-спортивному, – сказала Стипли. – Щедро, честно.
– Это мы прививаем как приоритет, – ответил Делинт, неопределенно обводя рукой округу, не отрываясь от характеристик.
– Они, кажется, друзья.
– Неплохой ракурс для «Момента» – закадычные-друзья-вне-кортаи-беспощадные-безжалостные-враги-на-корте, такой ракурс.
– Нет, я хочу сказать, они даже во время игры кажутся друзьями, – сказала Елена Стипли, наблюдая, как Хэл вытирает кожаную рукоятку белым полотенцем, пока Стайс подпрыгивает в своем правом углу на месте, спрятав руку под мышку.
Смех Делинта острому слуху Стипли кажется смехом куда более старого и нездорового человека – мокротный хохот со стуком кулаком в грудь старика под пледом на кресле-качалке, стоящей на гравии во дворе в Скоттсдейле, Аризона, услышавшего, как его сын жалуется, что его жена будто больше не узнает своего мужа.
– Не заблуждайтесь, милая, – выдавливает Делинт. Близняшки Воут на ряд ниже оглядываются и делано прикладывают пальцы к губам, – левый рот ухмыляется, – Делинт отвечает им своим жутким ледяным осколком улыбки, пока Хэл Инканденца три раза подбрасывает мяч и входит в подачу.
В двадцати шести метрах под Шоу-кортами гуськом вдоль стенок служебного туннельчика деловито маршировали несколько маленьких мальчиков.
У Стипли было такое выражение, будто она пытается придумать сильные образы для такого заурядного и текучего движения, с каким подавал Инканденца. В начале, наверное, как скрипач: встав начеку, наклонив лоснящуюся голову, подняв перед собой ракетку и руку с мячом у шейки ракетки, как стрелу у лука. «Вместе-вниз-вместе-вверх» замаха и подброса мяча – как у ребенка, делающего снежных ангелов, розовощекого и со взглядом в небеса. Но лицо Хэла было бледным и совершенно недетским, а взгляд словно не видел дальше полуметра. Совсем не похож на пантера. В середине подачи – как человек над пропастью, падающий ничком, мягко поддаваясь собственному весу, а в заключительной фазе и ударе – как человек с молотком, вбивший гвоздь на самых цыпочках. Но все это только отдельные части, от таких описаний движение казалось разбитым на сегменты, тогда как это щекастый и коротко стриженный мальчик пониже запинался в движении, делил его на части. Стипли играл в теннис всего пару раз, с женой, и на корте всегда чувствовал себя несуразно и по-обезьяньи. Речи пантера об игре были многословны, но бесполезны. Вероятность того, что какие-нибудь спортивные игры занимали важное место в Развлечении, была крайне мала.
Первая подача Хэла Инканденцы была тактически агрессивной, но это не бросалось в глаза. Стайс подавал мощно, чтобы встречать следующий мяч уже у сетки. Подача Хэла, казалось, привела в движение куда более
