Даже среди узкого круга знающих, что Хэл втайне накуривается, мало кто понимает, с чего вдруг ему страдать из-за Тэвиса или анализов мочи, если Пемулис сегодня беззаботен как никогда; уж если кого и вышибут, по химическим или иным причинам, то явно не родственника администрации ЭТА и второго по рейтингу парня.
И Хэл, и его брат Марио знают, что обезжиренное молоко в ЭТА сухое с тех времен, когда четыре года назад руководство принял Чарльз Тэвис и заявил миссис Кларк, что любой ценой хочет наполовину снизить долю животного жира за месяц в рационе детей. Ночная кухонная смена замешивает сухое молоко в огромных стальных чанах, потом снимает пенку и сливает его в молокоматные пачки из-под настоящего молока для некоего эффекта плацебо; в основном людей воротит только с самой идеи сухого молока.
Сбит поменял свою сияющую чистотой тарелку на тарелку отсутствующего Инканденцы с сооружениями из несъеденного филе, хлеба с низким уровнем глютена, кукурузного хлеба, молодой картошки, ольи с горохом и нутом, половинки свежего кабачка, пюре в звездообразной форме, а также на мелкую миску с десертным цимесом – на вид по большей части из слив. Хэл все еще стоит на одном колене перед стулом Ингерсолла, опираясь на другое, слушая Тони Нванги, который маячит за Ингерсоллом и Арсланяном в повязке. Кейт Фрир походя замечает, что сегодня Хэл какой-то не такой, поглядывая на Стайса в ожидании реакции. Сбит с набитым ртом мямлит трюизмы про пропадающую еду и детей в Африке. Сбит в кепке «Сокс», свернутой набок, так что тень от козырька закрывает пол-лица. Хлеб не очень дружит с брекетами Сбита. Фрир – в кожаном жилете на голое тело, ему нравится после качалки, когда дышится всем телом. У Стайса осталась психическая травма после случая в четырнадцать, когда он повесил слишком большой вес на верхний блок, и доктор Долорес Раск освободила его от всех тренажеров, кроме самых примитивных, пока не решится проблема страха перед весом. В ЭТА шутят, что Стайс, который явно после выпуска метит в Шоу, не боится высоты, но боится весоты. Кейт Фрир, хотя и, скорее, второсортный юниор, в опойковом жилете настоящий красавец – у него-то лицо и тело сходятся. В спортивные ведущие хочет Трельч, но это у Фрира из всех эташников такая внешность, что «ИнтерЛейс» бы с руками оторвал. Фрир родом из глубин Мэриленда, его семья – нувориши, с бизнесом в сотрудничестве с «Амвей», который достиг пика после изобретения его ныне покойным отцом игрушки по типу «домашнего камня» [175], заполонявшей каминные носки два предмиллениумных Рождества подряд, – так называемого Бестелефонного провода. Стайс смутно помнит, как батя клал ему в носок, который на вид распирало от подарков, всего один Бестелефонный провод, – в первое Рождество Орто, которое он может вспомнить, в Партридже, Канзас, – и как батя приподнимал бровь, а Невеста хохотала и хлопала по толстой коленке. Этот прикол уже мало кто поймет, теперь-то провода вообще используются редко. Но старик Фрира распорядился своим богатством с умом.
1 мая ГВБВД Выступ к северо-западу от Тусона, Аризона, США
– Мой собственный отец, – сказал Стипли. Стипли снова смотрел вне, одним бедром вперед и одной рукой на этом бедре. Царапины на его трицепсе стали совсем страшные и вздутые. Также одно место на левом пальце Стипли было белее окружающей кожи. Отсутствие кольца университета, или, многовероятнее, обручения. Марату показалось любопытным, что Стипли подверг себя электролизу, но не позаботился о кольцевой бледности пальца.
Стипли сказал:
– Мой собственный отец, где-то в зените жизни. На наших глазах его сожрало развлечение. Зрелище не из приятных. До сих пор не пойму, как это началось и в чем было дело.
– Ты теперь прилагаешь личную притчу о себе, – констатировал Марат.
Стипли не пожал плечи. Он притворился, что изучает что-то конкретное на дне пустыни.
– Но и близко не такое Развлечение, за которое мы трем, – обычный старый телесериал.
– Телевидение вещания и – как это именуют? – пассивности.
– Да. Эфирное вещание. Сериал, о котором я говорю, назывался «МЭШ». Название – акроним, а не ономатопея. Помню, в детстве меня это сбивало с толку.
– Знамый мною американовый исторический эфирный телевизионный комедийный многосерийный фильм «МЭШ», – констатировал Марат.
– Казалось, эта хрень никогда не кончится. Сериал, который не мог умереть. Крутили все 70-е и 80-е до э. с., когда его наконец прикончили из милосердия. События разворачиваются в военном госпитале во время действий ООН в Корее.
Марат оставался невыразительным.
– Действий наведения порядка.
Где-то высоко за их спинами начали петь и чирикать много маленьких птиц горы выступа породы. Также, возможно, робкий гром какой-либо гремучей змеи. Марат притворился, что отыскивает в кармане часы.
Стипли сказал:
– Вообще на prima facie [176] ничего исключительного в том, чтобы подсесть на сериал, не было. Видит бог, я сам подсаживался, и не на один. Так все и началось. Привязанность или привычка. Вечером в четверг в 21:00. «Девять часов по восточному, восемь часов по центральному и горному времени». Так рекламировали, чтобы предупредить, когда смотреть, ну или если там хочешь записать, – Марат сзади наблюдал, как дебелый мужчина пожал плечи. – Ну, стал для него сериал важным. Ну ладно. О'кей. Ну, удовольствие он от него получал. Видит бог, он заслужил – всю жизнь пахал как вол. Ну, о'кей, ну, сперва он планировал четверг исходя из времени сериала, в некоторой степени. Трудно было заметить что-то опасное или затягивающее. Он, да, по
