Подоконники и перемычки двух окон приемной всегда были темносинего цвета. Вдоль козырька лихой фуражки Майкла Пемулиса бежит рант цвета морской волны. Хэл не сомневался, что Пемулис снимет легкомысленный головной убор, как только их вызовут, предположительно, на ковер.
Еще синие: лоскутки неба на верхних частях неформальных фотографий студентов ЭТА, висящих на стене 209; корпус текстового процессора
Intel 972 Алисы Мур с модемом, но без совместимости с картриджами; а также ногти и губы мисс Мур. Секретаря и референта ректора ЭТА игроки зовут Латеральной Алисой Мур. В молодости Латеральная Алиса Мур была пилотом вертолета и воздушным дорожным репортером на большой бостонской радиостанции, пока трагическое столкновение с репортерским вертолетом другой станции – плюс катастрофическое падение на шестиполоску Джамайки-вей в час пик – не оставило ее с кислородной задолженностью и неврологическим заболеванием, из-за которого она могла двигаться только вбок. Отсюда и прозвище Латеральная Алиса Мур. Пока сидишь и ждешь того, ради чего тебя вызвал администратор, нет лучше способа убить время, чем попросить Латеральную Алису Мур побарабанить по груди и изобразить былые бостонские репортажи о трафике в час пик заикающимся вертолетным репортерским голосом. Ни Хэл, без конца ощупывающий подбородок на предмет слюны, ни Энн Киттенплан, ни Тревор Аксфорд – в которых сегодня нет ни намека на синий – для этого сейчас не в настроении из-за приближения, по их предположениям, административных последствий ужасающего фиаско на воскресном Эсхатоне. Предположение основано на выборке вызванных студентов, которые теперь ждут неизведанного.
Два разноразмерных кабинета, что выходят в приемную (через ее открытую и последнюю дверь виден иссиза-голубой палас «Мэннингтон» в вестибюле Админки), принадлежат доктору Чарльзу Тэвису и миссис Аврил Инканденца. Внешняя дверь в кабинет Тэвиса – из настоящего дуба, и на ней написаны его имя, степень и регалии такими большими (несиними) буквами, что у края они теснятся. Есть у него и внутренняя дверь.
У Аврил, чье отношение к замкнутым пространствам хорошо известно, дверей нет. Зато ее кабинет больше тэвисовского, и в нем стоит стол для семинаров, которому он, как всегда было очевидно, завидует. Черносиний клетчатый палас в кабинете Аврил мягче, чем палас в приемной, так что граница между ними – как граница между постриженным и непостриженным газоном. Аврил занимает должности (на общественных началах) заведующей учебной частью и заведующей женской части ЭТА. Сейчас она как раз там, в разомкнутом пространстве, практически со всеми девушками ЭТА младше тринадцати, кроме Энн Киттенплан, с татуированными костяшками, покрытыми синяками, в платье и с (несиней) заколкой, та похожа на кроссдрессера. У Аврил ярко-белые волосы – со времен последних нескольких месяцев до сведения счетов с жизнью Самого, – которые как будто никогда не седели, а переменились вмиг (в основном так и было), и ноги, их линии, пока она шагает перед занятым столом для семинаров на полном виду, хотя и ограниченном косяками двери, из приемной, Т. Аксфорд оценивает с откровенностью подростка 210. Хотя технически и не в приемной с Хэлом, но все же: тонкий пластмассовый кончик фломастера, которым Аврил на профессиональный манер постукивает по зубам, прохаживаясь вдоль стола в раздумьях, – синий.
Административные проверки на растление обязательны для всех североамериканских теннисных академий со времен достопамятного дела тренера Р. Билла («Недотроги») Фили из калифорнийской академии Роллинг Хиллс, задевающий за живое дневник, коллекция телефотографий и трусиков которого, обнаруженные только после его исчезновения в холмистом крае округа Гумбольдт с тринадцатилетней компаньонкой, создали, консервативно выражаясь, тревожный климат среди родителей теннисистов на континенте. В Энфилдской теннисной академии последние четыре года встречи со всеми девочками-игроками, которых можно счесть достаточно наивными и слабовольными, чтобы поддаться потенциальному растлению, – где самая юная – Тина Эхт из Род-Айленда, всего семи лет от роду и от горшка два вершка, но уже настоящий каннибал от бэкхенда, – обязана проводить в закрытой, но укрепляющей групповой обстановке и т. д. доктор Долорес Раск, чтобы подрезать всевозможные филиизмы на корню. Ежемесячные проверки на растление вписаны в контракт Раск потому, что они указаны в требованиях на аккредитацию ЭТА от ОНАНТА.
Когда доктор Раск занята, проверками на растление руководит заведующая женской частью Аврил М. Инканденца, а Раск так редко понастоящему занята, что при виде Маман, принявшей на себя сегодняшнюю профилактику растлений, Хэл начинает опасаться, что, может, Раск уже там, в кабинете ректора, готовится участвовать в грядущей дисциплинарной беседе: а раз Ч. Т. позвал Раск, он не на шутку расстроен; уж наверное Раск там не ради психики студентов, а ради самого Ч. Т.
Аксанутый сидит с закрытыми глазами и повторяет мнемонический лимерик для угла Брюстера с квадривиумного коллоквиума «Размышления о преломлении» Лита. Майкл Пемулис все еще просматривает рваный свиток с аксиомами EndStat на Pink2 – сплошь математика да острые скобки, – и дрыгается в синем кресле, не обращая внимания на молнии из глаз и туберкулезные прочистки горла Энн Киттенплан при каждом писке. Когда Пемулис по-настоящему увлечен, он переворачивает листок сначала вверх ногами, потом вверх головой. Хэл решает держать при себе свои тревоги по поводу Раск-в-кабинете-Тэвиса не только потому, что Хэл избегает говорить имя Раск всуе, но и потому, что Пемулис ненавидит Раск лютой и пылающей ненавистью, к тому же, хотя сам Хэл никогда не признается, его без того уже заметно мутит от тревоги, что на него свалят львиную долю ответственности за травмы Господа и Потлергетса и что его ждет не только исправительная зарядка на корте, но и, может быть, отказ в поездке на тусонский «Вотабургер», или еще что похуже 211.
Аврил с парой десятков девочек уклончива, зато синтаксически – ясна кристально. В одеждах девочек синий представлен во множестве степеней насыщенности