Джонетт Фольц теперь взялась за куртку товарища Роя обеими руками, пытаясь оттащить его и скребыхая кедами по гладкому паркету, повторяя: «Йо, Рой Ти, чувак, полегче, мужик, кореш, эссе, бро, друган, кентяра, чел, земель, котан, братух, он же просто новенький, ты че»; но к этому моменту Эрдеди уже повис на шее товарища с таким жаром, как Кейт Гомперт позже пересказывала Джоэль ван Дайн, будто пытался на него вскарабкаться.

– Мы уже потеряли парочку, – признался Стипли. – Во время испытаний. Не добровольцев. Какой-то идиот-интерн из Аналитики поддался искушению, решил глянуть, из-за чего такая шумиха, раздобыл лабораторный пропуск Флатто, пошел и посмотрел.

– На одну среди многих копий «Только для чтения» вашего ассортимента Развлечения.

– Невелика потеря, – так, какой-то идиот-интерн. C'est la guerre. А потеря случилась, когда за ним пошел его руководитель, чтобы спасти. Самолично глава нашей Аналитики.

– Хойн, Анри, но говорится «Генри», инициал посередине – Ф., с женой и диабетом, который он контролирует.

– Контролировал. Двадцать лет отслужил, Хэнк. Отличный мужик. Настоящий друг. А теперь в мумификаторе. Кормят через трубочку. Ни желаний, ни примитивной воли самосохранения ни к чему, кроме просмотра.

– Этого.

– Я пытался навестить.

– В безрукавной юбке и с разными грудями.

– Я даже в одной палате с ним находиться не мог, видеть его таким. Он только и выпрашивал хоть пару секунд – хотя бы трейлер, отрывок саундтрека, что угодно. Глаза бегали, как у новорожденного наркомана. Сердце на хрен разбивается. В соседней койке, в ремнях, идиотинтерн: типичный недисциплинированный избалованный ребенок, о которых ты любишь распространяться, Реми. Но Хэнк Хойн не был ребенком. Я видел, как он, впервые услышав диагноз, взял и бросил сахар и сладости. Просто взял и бросил. Ни слезинки, ни прощального взгляда.

– Сталь воли.

– Взрослый американец с образцовыми самоконтролем и благоразумием.

– Следует, samizdat не является игрушкой. Мы тоже теряли человеков. Это серьезно.

Горизонт земли ампутировал ноги созвездия Персей. Персей, он носил шляпу жонглера или Панталоне. Голова Геркулеса, его голова была квадратна. До рассвета оставалось близко также потому, что на 32-й параллели стали видимы Поллукс и Кастор. Они были по левое плечо Марата, словно великаны, которые взирали через его плечо, одна из ног Кастора была женственно изогнута.

– Но сам-то ты не думал? – закурил Стипли очередную сигарету.

– Фантазировал, хочешь говорить ты.

– Если это так поглощает. Если это каким-то образом вызывает настолько абсолютное желание, – сказал Стипли. – Даже не уверен, что могу представить настолько абсолютные и сильные желания, – наверх и вниз на носках. Обернулся только над талией, чтобы глядеть на Марата. – Никогда не думал, каково это, не строил версий?

– Мы, нам важно, каким целям служит Развлечение. Нас искусывает эффективность. У нас и вас разный искус, – Марат больше не мог определить иные созвездия Юго-Запада США, кроме Большого ковша, который на этой высоте был словно будто слит с Большой Медведицей, образовывая то ли «Большое ведро», то ли «Великую колыбель». Когда Марат подвигал вес на кресле, оно издавало негромкие скрипы.

Стипли сказал:

– Ну, тоже не могу сказать, чтобы испытывал искушение в самом строгом смысле слова.

– Возможно так, что мы желаем иметь этим в виду разные вещи.

– Если честно, когда я об этом думаю, мне и интересно, и страшно. Хэнк Хойн – былая тень человека. Стальная воля, аналитическая смекалка. Любовь к хорошей сигаре. Все, ноль. Весь его мир будто сжался в одну сияющую точку. Внутренний мир. Потерян для нас. Смотришь ему в глаза – и ничего узнать не можешь. Бедняжка Мириам, – Стипли растер нагое плечо. – Уиллис, с ночного дежурства в отделе Ввода-вывода, придумал описание для их взгляда. «Отсутствующий». Так в объяснительной и записали.

Марат притворился, что шмыгнул.

– Искус пассивного вознаграждения центра-У, все это мне кажется чересчур сложным. Кажется, ужас для тебя часть искуса. Мы из дела Квебека, нас никогда не искусывало Развлечение, или знание его содержимого. Но мы уважаем его мочь. Так, мы не шалим с ним как с игрушкой.

Не столько посветлело небо, сколько побледнел свет звезд. В их свете появилась угрюмость. Теперь, также, мимо время от времени активно жужжали странные американовые насекомые, рваным путем меняя дислокации и напоминая Марату много сдутых костровых искр.

10 ноября Год Впитывающего Белья для Взрослых «Депенд»

Синими в помещении были следующие предметы. Синие клетки на паласе в черно-синюю клетку. Два из шести мягких кресел с ножками – стальными трубками, выгнутыми в большие эллипсы, которые шатались, и хотя на креслах нельзя было по-настоящему качаться, в них можно было как бы дрыгаться, чем Майкл Пемулис отрешенно и занимался, пока ждал и просматривал распечатку чрезвычайно технической корневой директории ESCHAX Эсхатона, т. е. дрыгался в кресле, что сопровождалось бешеным мышиным писком, от которого у Хэла, тоже сидевшего в ожидании наискосок от Пемулиса, по коже бегал нервный озноб. Распечатка в руках Пемулиса непрестанно вращалась. К спинке каждого кресла крепилась 105-ваттная лампа для чтения на гибкой металлической стойке, изгибавшаяся над головой и светившая прямо на журнал, который читал человек, но так как изогнутые лампы вызывали невыносимое ощущение, будто кто-то стоит над душой и заглядывает тебе через плечо, журналы (в обложках некоторых использовался синий цвет) оставались нетронутыми, лежали аккуратным веером на низком керамическом кофейном столике. Палас был производства какой-то компании под названием «Антрон». Хэл видел яркие полосы там, где кто-то пропылесосил против ворса.

Хотя кофейный столик с журналами был несиним – ярко-красного цвета свежего лака для ногтей с «ЭТА» на этаком сером гербе, – зато синими были две нервирующие лампы, из-за которых журналы оставались нечитаными и разложенными аккуратным веером, – впрочем, эти две синие лампы висели не над двумя синими креслами. Доктор Чарльз Тэвис говаривал, что покажи ему декор приемной администратора, и он скажет, каков этот администратор. Приемная ректора была частью коридорчика в юго-западном углу вестибюля Админки. Ранние фиалки на асимметричной веточке в вазе в форме теннисного мяча на кофейном столике с некоторыми натяжками также можно отнести к семейству синего цвета. А также