– Как, пылесос принести не хочется? – спросил он. Мать поставила пепельницу на подоконник, прошла между мной и комодом со стопкой белья и вышла из спальни. – Если помнишь… если помнишь, где он! – крикнул отец ей вслед.
Я слышал, как мать пытается перебраться через «королевский» матрас, диагонально просевший поперек коридора.
Отец раскачивался на пятках все неистовей, и качка теперь проходила по двум осям, как на корабле в океане. Он едва не потерял равновесие, когда наклонился вправо за платком в кармане брюк и потянулся с ним смахнуть пыль с угла рамы. Через какое-то время он показал на что-то рядом с роликом.
– Болт, – сказал он, указывая на ролик. – Вот он, болт, – я наклонился над ним. Капли пота отца оставляли в пыли внутри рамы темные пятачки. На гладкой легковесной черной стальной поверхности, где он показывал, не было ничего, но слева от места, куда он показывал, я разглядел что-то вроде болта – небольшой сталактит свалявшейся пыли, свисающий с какой-то маленькой выпуклости. Руки у отца были широкие, а пальцы – толстые. Еще один возможный болт находился в нескольких дюймах справа от места, куда он показывал. Его палец сильно дрожал, и я уверен, причиной тому была нагрузка на мышцы больных коленей, которые не выдерживали перераспределения веса в течение длительного времени. Я услышал, как два раза прозвенел телефон. Повисла длительная пауза, в течение которой отец показывал между выпуклостями, а я наклонялся над ним.
Затем, не вставая с пяток, отец положил обе руки на раму и наклонился над прямоугольником пыли внутри, и сперва издал звук, похожий на приступ кашля. Передо мной были сгорбившаяся спина и поднятый зад, и я ничего не видел. Я помню, как решил, что рама не укатилась под давлением его рук, потому что отец навалился на нее всем весом, и что, возможно, реакцией нервной системы отца на поднятую пыль был рефлекс кашля, а не рефлекс чиха. Но плеск какой-то жидкости, падающей на пыль внутри прямоугольника, плюс поднявшийся запах дали мне понять, что отца охватил не кашель, а тошнота. Из-за сопутствующих спазмов спина поднималась и опадала, а зад под белыми рекламными брюками дрожал. Для моего отца тошнота по возвращении домой на отдых была обычным делом, но этот случай казался серьезнее. Чтобы не тревожить его, я перешел к ближайшей к окну стороне рамы, где был прямой свет и не чувствовался запах, и изучил другой ролик рамы. Отец между припадками тошноты шептал себе под нос бранные слова. Я легко присел, стер пыль в одном месте на раме и смахнул пыль с ковра у ног. На каждом креплении ролика к раме был небольшой болт с круглой головкой. Я встал на колени и пощупал один из них. Из-за круглой гладкой головки его было невозможно ни ослабить, ни затянуть. Приложив щеку к ковру и изучив дно горизонтальной полочки, приваренной к раме, я увидел, что болт, казалось, сидел в гнезде плотно, без зазоров, отчего версия о том, что это болты на каких-либо креплениях роликов издавали звуки, напоминавшие отцу грызунов, казалась очень сомнительной.
Именно в этот момент, как я помню, раздался громкий треск и мой край рамы неистово подскочил, потому что из-за тошноты отец потерял сознание, затем равновесие, упал ничком и заснул на своей стороне кроватной рамы, которая, как я заметил, откатившись от нее и поднявшись на колени, либо сломалась, либо сильно погнулась. Отец лежал лицом в смеси толстой пыли прямоугольника и жидкости, которую изверг его желудок из-за расстройства. Из-за падения поднялась очень плотная завеса пыли, которая ослабила солнечный свет, как если бы туча заслонила солнце в окне. Профессиональный парик отца отвалился и лежал скальпом вверх в смеси пыли и желудочной жидкости. Сперва я принял жидкость за кровь из пищевода, но потом вспомнил, что отец пил томатный сок. Отец лежал ничком, высоко задрав зад, поперек рамы, проломленной под его весом. Так я нашел объяснение громкому треску.
Я отошел от пыли и пыльного света из окна, ощупывал подбородок и издали изучал тело отца. Помню, его дыхание было размеренным и влажным, а пыльная смесь даже побулькивала. Именно тогда я осознал, что, когда поддерживал поднятый с кровати матрас грудью и лицом на первой фазе его переноски из спальни, двугранный треугольник, который в моем воображении составили матрас с пружинным матрасом и моим телом, на деле не был замкнутой фигурой: пружинный матрас и пол, на котором я стоял, не представляли собой непрерывную плоскость.
Затем я услышал, как мать в коридоре пытается перетащить через наклоненный «Симмонс Бьюти Рест» тяжелый контейнерный пылесос, и отправился ей на помощь. Ноги отца вытянулись на чистом голубом ковре между его стороной рамы и белым комодом матери. Туфли на его ногах лежали пятками вместе, носками врозь, а ягодицы раскрылись теперь до самого ануса, потому что из-за падения брюки задрались еще сильнее. Я осторожно перешагнул через его ноги.
– Прошу прощения, – сказал я.
Я смог помочь матери, посоветовав ей разобрать пылесос и передавать его детали мне через расползшийся матрас по одной за раз. Производителем пылесоса была компания «Регина», и его контейнер, содержавший двигатель, мешок и вентилятор, был очень тяжелым. Я вновь собрал устройство и держал его, пока через матрас перебиралась мать, затем вернул пылесос ей, прижавшись к стене, чтобы дать пройти в главную спальню.
– Спасибо, – сказала мать, когда проходила мимо.
Я недолго стоял у просевшего матраса в тишине такой всеобъемлющей, что газонокосилки с улицы было слышно в самом коридоре, затем услышал, как мать извлекает провод пылесоса и втыкает в ту же прикроватную розетку, которая питала лампы для чтения.
Я быстро перебрался через наклоненный матрас в конец коридора, свернул вправо у кухни, пересек прихожую до лестницы и взбежал в свою комнату, перескакивая через несколько ступенек за раз, потому что меня пугал рев пылесоса, казалось, по той же иррациональной причине, по которой скрип кровати пугал моего отца.
Я взбежал наверх, развернулся налево на площадке и вошел в свою
