Это было давно, много месяцев назад. Теперь Гейтли обычно не переживает, что он там понимает, а что нет. Дважды в день молится на коленях потолку, и вычищает говно, прислушивается к снам, и проявляет Активность, и говорит правду жильцам Эннет-Хауса, и пытается помочь тем из них, кто подойдет и попросит о помощи. И когда Грозный Фрэнсис Г. и белофлаговцы подарили ему в сентябрьское воскресенье, обозначившее его первый год трезвости, безупречно испеченный торт с одной свечкой и толстым слоем глазури, Дон Гейтли впервые в жизни расплакался перед неродными людьми. Теперь-то он отрицает, что понастоящему плакал, говорит, дым от свечки в глаза попал. Но он плакал.
Гейтли – странный выбор на должность повара Эннет-Хауса, ведь сам он большую часть последних двенадцати лет питался бутерами из бутербродных и снеками в пакетиках на ходу во время какой-либо деятельности. Его рост 188 см, вес 128 кг, и до прошлого года он в рот не брал брокколи или груши. В плане стряпни он предлагает следующее неизменное меню: хот-доги с вареной сосиской; жесткий мокрый мясной рулет с кусочками американского сыра и половиной пачки кукурузных хлопьев сверху, для текстуры; куриный крем-суп с лапшой в форме спирохет; зловеще темные, напоминающие подошву куриные ножки «Шейк-н-Бейк»; тошнотворно недожаренные бифштексы погамбургски; и спагетти с подливой от бифштексов – пасту для этого он варит почти час 197. Только самые закаленные улицей жильцы Эннета отважатся что-нибудь ляпнуть про еду, которая каждый вечер появляется на длинном столе в широких дымящихся скороводках, где и готовилась, и над которой, словно луна, плывет большое лицо Гейтли, раскрасневшееся и вспотевшее, под обмякшим поварским колпаком, подаренным Энни Пэррот ради злого прикола – хотя до него так и не дошло, – с глазами, полными тревог и надежд на всеобщее удовлетворение, – по сути, напоминая нервную невесту, сервирующую первый брачный стол, вот только у этой невесты лапищи размером с сами тарелки Хауса и оббиты тюремными партаками, и невеста эта спокойно обходится без прихваток, когда ставит здоровые сковородки на полотенца, которые приходится подкладывать, чтобы пластиковая крышка стола не пузырилась от жара. Все кулинарные отзывы в высшей мере непрозрачны. Рэнди Ленц в своем северо-восточном углу любит поднять банку газировки и сказать, что благодаря еде Дона по-настоящему ценишь то, чем ее запиваешь. Джоффри Дэй вслух радуется, как приятно для разнообразия подняться из-за стола без полного живота. Уэйд Макдэйд, молодой хардкорный фляжечный алкаш из Эшлэнда, Кентукки, и Дуни Глинн, все еще контуженный и нетвердо стоящий на ногах после какой-то пошедшей наперекосяк аферы с компенсациями работникам в прошлом году, вечно больной, его наверняка скоро Выселят за то, что он потерял черную работу в брайтонских «Заборах и ограждениях» и даже не прикидывается, что ищет новую, – у этих двоих есть целый номер на вечер со спагетти, где Макдэйд входит в гостиную прямо перед жрачкой и говорит: «Сегодня снова подают великолепные спагетины, Дунстер», и Дуни Глинн отвечает: «О-о-о, надеюсь, мягкие и размокшие?», а Макдэйд добивает голосом кентуккийского шерифа: «Можешь оставить зубы на полке, сынок», подводя Глинна к столу под руку, будто Глинн умственно отсталый ребенок. Этот номер они из самосохранения ставят только тогда, когда Гейтли еще на кухне, мешает салат и тревожится из-за презентации первой перемены блюд. Хотя вот Крошка Юэлл ни разу не забыл поблагодарить Гейтли за стряпню, и Эйприл Кортелю рассыпается в похвалах, а Берт Ф. Смит всегда закатывает глаза от удовольствия и причмокивает губами, когда получается донести вилку до рта.
Перед рассветом, 1 мая – ГВБВД Выступ породы к северо-западу от Тусона, штат Аризона, США, все еще
– Ты, может, слышал, – сказал Хью Стипли от ДНССША, – в твоей же стране, в конце, кажется, 70-х до э. с., об экспериментальной программе, биомедицинском эксперименте на тему электроимплантатов в человеческом мозгу? – Стипли, на окраине утеса, обернулся взглянуть на него. Марат в ответ почти не удостоил взглядом. Стипли спросил: – Не слышал? Какой-то радикальный прорыв. Стереотаксия. Лечение эпилепсии. Там предлагали имплантировать крохотные, с волосок, электроды в мозг. Какой-то ведущий канадский невролог – Элдер, Элдерс, как-то так – в то время открыл, что стимуляции в некоторых областях мозга могут предотвратить припадки. То есть эпилептические припадки. Там имплантировали электроды – с волосок, всего пара милливольт или…
– Электроды Бриггса.
– Прошу прощения?
Марат слегка кашлянул.
– Такой же тип применяется в кардиостимуляторах.
Стипли пощупал губу.
– Кажется, припоминаю смутное упоминание в твоем досье про то, что у твоего отца был кардиостимулятор.
Марат рассеянно потрогал свое личное лицо.
– Батарейка на плутонии-239. Электрод Бриггса. Схема «Кенбек DC». Помню правила и инструкции. Избегать печей с микроволной и многих передатчиков. Запрещена кремация для похорон – поскольку плутоний-239.
– Ну короче, ты знаешь об этой старой программе для эпилептиков? Экспериментах, которые помогли бы избежать абляционной хирургии в тяжелых случаях эпилепсии?
Марат сказал ничего и изобразил то, что могло бы показаться слегка покачавшейся головой.
Стипли обернулся обратно к востоку, сомкнув руки за спиной, так или иначе желая об этом говорить, насколько видел Марат.
– Не помню, читал я, или лекцию слышал, или чего. Имплантация тогда была довольно неточной наукой. Все наугад. Приходилось всадить целую кучу электродов в невероятно маленькую область височной доли в надежде отыскать нервные окончания, которые отвечают за эпилептические припадки, все методом проб и ошибок, стимулируя каждый электрод и наблюдая за реакцией.
– Височные доли в мозгу, – сказал Марат.
– А в итоге Олдерс и канадские нейробиологи открыли, методом проб и ошибок, что если врубать конкретные электроды в конкретных частях долей, то мозг ощущает интенсивное удовольствие, – Стипли обернулся через плечо на Марата. – В смысле, реальное интенсивное удовольствие, Реми. Помню, Олдерс назвал эти лоскутки стимулируемой ткани центрами-У.
– «У» желает значить «удовольствие».
– И что их местонахождение было раздражающе неточным и непредсказуемым, даже в мозгах одного вида, – центр-У оказался прямо по соседству с каким-то другим нейроном, стимуляция которого вызывала то ли боль, то
