При рождении меня нарекли Тембекиле – «тот, кому доверяют».

После ритуала мужества у меня появилось имя Звелийика – «мир меняется».

10

INDLU ENKULU IFUNA

«Хорошему дому нужна крепкая метла»

Одной из самых странных историй, что я слышал подростком, была История о пророчестве Нонгкавусе. В ней молодая девушка, вернувшись однажды с реки, говорит народу своей деревни: «Явились мне двое предков и сказали, что все мертвые снова восстанут». Люди обрадовались: всем очень хотелось снова увидеть своих близких. Но девушка продолжила: чтобы этот Великий день наступил, люди должны забить весь скот, выкопать посевы и вообще все разрушить и перестроить – хижины, краали и так далее. Люди отвечали: «Ну мы на такое не согласны!» – но многие из них все-таки купились и стали уговаривать других. Даже король и большинство вождей поверили, что их мертвые предки выйдут из моря и приведут с собой новых коров, овец и кур, а самое главное – прогонят белых захватчиков. Они верили в золотой век, в котором больше не будет болезней и горестей. И вот они забили свой скот, и когда наступил Великий день, а армия предков из моря так и не вышла, вместо того чтобы подумать: «Эх, зря мы все это затеяли», – они обвинили неверующих – тех, кто отказался забивать скот. Многих неверующих вместе с их скотом убили, а фермы, которые они защищали, разорили. В деревне воцарились голод и отчаяние. Погибло около сорока тысяч человек из племени коса.

Самое странное в этой истории – это то, что она произошла на самом деле. Погуглите «Нонгкавусе», и вы увидите тревожное лицо той самой девушки, которая в 1856 году привела народ коса в буквальном смысле к самоубийству. Эта катастрофа до сих пор окутана ореолом тайн и вопросов, самый важный из которых – «Почему?». Хотя, наверное, этот вопрос всегда самый важный.

Если взглянуть сквозь века через призму политической истории, можно увидеть множество подобных событий по всему миру. Эти события объединены рядом общих черт: намеренная слепота общества, замаскированная под религиозное рвение. НЕНАВИСТЬ, уже существовавшая на определенном уровне, ИСПОЛЬЗУЕТСЯ КАК ОРУЖИЕ. И, РАЗУМЕЕТСЯ, ИСТИННЫЙ ДВИГАТЕЛЬ ВСЕХ ЭТИХ СОБЫТИЙ – ТОТ, КТО ИЗВЛЕКАЕТ ИЗ ПОДОБНОЙ СИТУАЦИИ ВЫГОДУ В ВИДЕ ВЛАСТИ ИЛИ ДЕНЕГ или того и другого. В случае с массовым забоем скота, спровоцированным пророчеством Нонгкавусе, правительство ответило на голод «программой вербовки», в рамках которой голодающим людям предлагали продаться в рабство. В случае с американскими салемскими ведьмами – богатые соседи отняли землю у пожилых женщин, которых подвергли пыткам и убили. Если же говорить о пандемии СПИДа, то ее усугубило такое сочетание факторов, как борьба за власть, конкуренция фармацевтических компаний, религиозный консерватизм, расизм, гомофобия, невежество и упрямое безразличие. Если вы ищете короткую, но цепляющую книгу о том, как началась эпидемия, прочтите «А оркестр продолжал играть» Рэнди Шилтса. Ее название – это отсылка к оркестру, игравшему на борту «Титаника», который затонул вместе с большей частью своих пассажиров.

Не мне судить жителей ЮАР и других стран, которые предпочли так долго отрицать суровую реальность СПИДа: я сам был одним из них. Когда умирала моя мать, я всеми силами противился мысли о том, что у нее ВИЧ, пока меня в буквальном смысле не ткнули носом в действительность. Но даже после этого я отказывался делать очевидные выводы из ухудшения самочувствия моего отца. Я знал, что он периодически ложится в больницу, сам не раз отвозил его туда, но убеждал себя: «Что тут такого? Все люди болеют». Выйдя из больницы, он возвращался к работе. Я учился, и все мои мысли были заняты образованием.

Спустя год после моего «восхождения в горы» я получил квартиру рядом с Университетом Претории. Все выходные я проводил с дедом, и в течение недели то и дело заглядывал к нему на обед, на ужин или просто проведать. Мне наконец разрешили пригласить девушку на ужин. Когда мы сели за стол, Старик сказал: «Ну что, юная леди, вы уже сделали предложение моему внуку?» Похоже, это была его коронная шутка – он любил ее повторять, и его немало веселило выражение лиц присутствующих.

Мне нравилось, что наши с дедом отношения стали проще, но его возраст давал о себе знать. Он неукоснительно следовал ежедневному распорядку: рано просыпался, гулял и делал зарядку, завтракал, читал газеты. Но теперь, вместо того чтобы отправиться к себе в кабинет, он садился в гостиной и частенько просто дремал. Ему нравилось, когда за обеденным столом собирались гости, а после обеда он, как правило, смотрел по телевизору канал National Geographic или спортивные передачи, пока не приходило время вечернего чаепития, на которое часто приглашались гости. Иногда он выступал на публике, но теперь эти выступления изматывали его, к чему я оказался не готов. По правде говоря, его здоровье волновало меня куда больше, чем здоровье отца. Они с дедом периодически встречались, но Старик никогда не высказывал мне своих опасений. Хотя я помню, как однажды, когда мы сидели за столом, он вдруг рассказал мне о том, как умер его отец.

– Мне было девять лет. Отец проводил с каждой из своих жен по неделе: четыре жены – четыре недели; так что к нам он приходил раз в месяц. А в тот день он пришел к моей матери вне «расписания». Вернувшись домой, я увидел его в ужасном состоянии – он все кашлял, кашлял, кашлял. Отец пробыл с нами несколько дней. Потом пришла его младшая жена, чтобы помочь моей матери ухаживать за ним. Однажды вечером он попросил принести свою трубку, а мать не хотела ему ее давать. Она сказала: «Нет. У него, скорее всего, какая-то болезнь легких. Курить ему нельзя». Думаю, она была права, но отец не обращался к врачу – он к этому не привык. Он все просил и просил свою трубку, даже кричал: «Принесите мою трубку!» Никто в доме не спал – его состояние все ухудшалось. Наконец младшая жена набила трубку табаком и принесла ему. Закурив, он успокоился. Потом покурил еще немного. Так и умер – с зажженной трубкой в руках. Я помню этот запах табака в воздухе.

Я слушал его и не понимал, зачем он вдруг решил мне об этом рассказать. Тогда я не придал этому особого значения – Старик постоянно рассказывал истории.

– Когда умер мой отец, – сказал он, – я не был готов к такому горю.

– Да разве ты мог быть готовым, дед? Ведь ты был еще совсем мальчишкой!

– Даже повзрослев, я искал его внутри себя.

Я посмотрел на часы:

– Дед, мне