Шаол замер, потом расстегнул и снял пояс. Потом сапоги и носки.
– Штаны можешь не снимать… если хочешь.
Он снял и штаны. И опять замер в ожидании.
Его гнев никуда не исчез. Его взгляд и сейчас был полон презрения к ней.
Ириана сглотнула. В животе заурчало. Надо что-нибудь перехватить, иначе она не сможет работать.
Но уйти, пусть даже ненадолго… У Ирианы возникло странное ощущение: если она сейчас уйдет, если он увидит, что она повернулась к нему спиной…
Целителям и их пациентам требовалось доверие. Некая связующая нить.
Если сейчас повернуться и уйти, эта тоненькая ниточка порвется. Возникнет пропасть, и, скорее всего, непреодолимая.
Ириана отогнала мысли о еде. Шаолу она велела переместиться на середину кровати и лечь на живот, а сама присела на край. Ее рука застыла над его спиной, над бороздой, тянущейся вниз. Из-за мышц эта борозда казалась глубже.
А ведь она как-то не задумывалась о его чувствах. О том, что они существуют, преследуют его, не давая покоя.
Дыхание Шаола оставалось учащенным.
– Хочу понять: у тебя неприязнь только ко мне или ко всему Адарлану? – спросил он.
Он смотрел на противоположную стену, где деревянная ширма загораживала вход в купальню. Рука Ирианы остановилась. Хорошо, что не дрогнула, поскольку ее вновь обдало волной стыда.
Она мысленно отругала себя: который день не может взять себя в руки. В таком состоянии нельзя работать.
Тень от ее руки прикрывала белесое пятно на спине Шаола. А под пятном притаилась чужеродная сила… Магию Ирианы вновь отбросило. Захотелось отвести руку. Вчера она слишком устала, а сегодня с утра была очень занята, чтобы думать о новой встрече с пятном. О штурме черной стены и о том, что ей придется увидеть и вынести.
Но Шаол сдержал обещание. Невзирая на ее глупые, непростительные оплошности, он провел с девчонками очень полезное занятие. И она сейчас могла отблагодарить его единственным способом: добросовестно продолжать начатое.
Ириана глубоко вдохнула. Нет, подготовиться к этому невозможно. Не существует такого дыхания, которое хотя бы немного уменьшило боль и ужасы, ожидающие их обоих.
Ириана молча протянула Шаолу кожаный кляп. Его зубы впились в кожу этого нехитрого приспособления. Чувствовалось, он приготовился к боли. Лицо непроницаемое, взгляд устремлен на дверь.
– Когда мне было одиннадцать лет, адарланские солдаты заживо сожгли мою мать, – тихо сказала Ириана.
Прежде чем Шаол успел ответить, ее рука легла на белесое пятно.
16Только тьма. И боль.
Он сопротивлялся тому и другому, едва ощущая кляп во рту и сухость в воспаленном горле.
«Заживо сожгли… заживо сожгли… заживо сожгли…»
Пустота показала ему огонь. Женщину с золотисто-каштановыми волосами и кожей такого же цвета. Она кричала от боли, взывая к равнодушным небесам.
Пустота показала ему изуродованное тело на окровавленной постели. Голову, катящуюся по мраморному полу.
«Это сделал ты… это сделал ты… это сделал ты…»
Он увидел другую женщину, с глазами цвета синего пламени и волосами, похожими на чистое золото. Ее занесенный кинжал был направлен ему прямо в сердце.
Иногда он жалел, что она не нанесла удар.
Шрам на его лице – от ее ногтей. То было ее первым ударом… Глядясь в зеркало, он всегда вспоминал, откуда этот шрам, и испытывал ненавистное желание, чтобы все кончилось еще тогда. В холодной комнате, где на окровавленных простынях лежало тело. Под пронзительный крик… Черный каменный ошейник на загорелой шее и чужая улыбка на лице, знакомом с детства… Сердце, которое он был готов отдать, осталось валяться на замызганных досках причала… Женщина, уплывшая ассасином, а вернувшаяся королевой… Прекрасные люди, вздернутые на воротах замка.
Все это таилось под тонким шрамом. Все, чего он не мог простить или забыть.
Пустота неустанно показывала ему картины прошлого. Она колола его раскаленными вилами. И показывала, показывала, показывала то и тех, кого он бросил, подвел, предал.
Мать. Брата. Отца.
Все, от чего он отказался. С чем не справился. То, что ненавидел, и то, чем стал. Здесь границы были размытыми. А ведь он отчаянно пытался их восстановить. Последние недели и месяцы он только этим и занимался.
В его крови, во всем теле бушевал черный огонь, силясь затопить эти мысли.
Пылающая роза на ночном столике. Прощальное объятие его короля.
Он пытался. Пытался надеяться, и тем не менее…
Молодые девчонки, почти дети, стаскивали его с лошади. Трогали его бесчувственные ноги, тыкали в них пальцами.
Позвоночник пронзило острейшей болью. У Шаола перехватило дыхание. Он не мог выбросить эту боль в крике.
Вспыхнул белый свет.
Мимолетная вспышка вдалеке.
Не золотистая, не красная и не синяя. Не свет пламени, а чистый, яркий солнечный свет.
Вспышка в темноте, похожая на молнию, прочертившую ночное небо…
И снова боль сомкнула свои челюсти.
Глаза отца, бурлящие гневом, когда Шаол объявил, что отправляется служить в королевскую гвардию. Отцовские кулаки. Мольбы матери. Ее страдальческое, перекошенное лицо, когда он уезжал из Аньеля. Тогда он в последний раз видел родной дом, родной город и своего малолетнего брата, испуганно прячущегося в тени отца.
Брата, которого он променял на другого – того, кого привык считать своим братом. Кровный брат остался в прошлом.
Тьма сдавила его со всех сторон, угрожая раскрошить кости в пыль.
Тьма, готовая его убить.
Скорее всего, она его убьет; эта боль, эта… бездонная яма, наполненная ничем.
Смерть была бы благом. Он сомневался, что его дальнейшая жизнь – та, за пределами кошмаров, – имела какой-то смысл. Проверять не хотелось. Ему вообще не хотелось возвращаться в мир, где привычные действия отнимали столько сил.
Тьме нравилось его состояние. Она пировала на его страданиях. На боли в костях, сдавливаемых тисками. На крови, готовой вскипеть в жилах. Даже на его криках.
В него снова ударил ослепляющий белый свет. Заполнил пустоту.
Тьма со скрежетом отступила, затем черной приливной волной ринулась назад… чтобы удариться о броню белого света. Тьма разбивалась о нее, как волны разбиваются о скалу.
Свет в бездне.
Теплый, спокойный, добрый. Свет, не отступавший под напором тьмы. Казалось, свет слишком долго пробыл внутри этой тьмы и наконец-то разобрался в ее устройстве.
Шаол открыл глаза.
Рука Ирианы соскользнула с его спины. Целительница наклонилась за его рубашкой, валявшейся на ковре. Ее лицо было перепачкано кровью, и Шаол это увидел.
Выплюнув кляп, он схватил Ириану за руку.
– Ты поранилась? – тяжело дыша, спросил Шаол. – Почему кровь?
Прежде чем повернуться к нему, Ириана вытерла нос, рот и подбородок. Кровь успела протечь ниже, добавив пятен ее платью.
Шаол перевернулся на спину и сел:
– Боги милосердные, да что с тобой?
– Все хорошо, – торопливо ответила Ириана.
Она говорила с трудом, зажимая ноздри, откуда продолжала капать кровь.
– Так что… всегда бывает?
Шаол был готов крикнуть, чтобы к Ириане позвали местного целителя.
– Да.
– Врешь.
Шаол почувствовал это по голосу. К тому же Ириана
