– Да.

– А ее ты расспрашивала о маме?

– Кажется, они не были знакомы. По крайней мере это Вукович задавала вопросы, а не я.

– И это настораживает. Смотри внимательно, – Брин перевернула несколько страниц. – Вот здесь. И здесь. Видишь эту смешную девочку в огромных очках? Это Мила Вукович.

– Не может быть! Она сейчас совсем другая, такая строгая, а эта с косичками, брекетами, да еще и в гетрах… – Мара присмотрелась. – Хотя… Сходство есть…

– Я уточнила у миссис Крианян. Ошибки быть не может. Так вот, дальше начинается самое любопытное, – Брин наклонилась к Маре: – Мама рассказывала мне, что первогодки всегда встречают гостей на Рождество. Такая традиция. Я решила посмотреть альбом за восемьдесят девятый – за год до поступления твоей мамы, и вот, посмотри.

Мара с недоумением взирала на нарядный праздничный снимок: главный холл Линдхольма, гирлянды, ученики в красных колпаках.

– Ну? – Она переводила взгляд с одного студента на другого: Елены Корсаковой там не было. – Почему у тебя такой вид, будто ты нашла доказательство существования инопланетян?

Ледяные глаза Брин торжествующе поблескивали из-под белесых ресниц.

– В левом углу, – гордо сообщила она. – Видишь парочку под омелой? Это твой предполагаемый отец. А рядом с ним не кто иной, как юная мисс Вукович. За год до появления в Линдхольме твоей мамы они встречались.

– Но почему ее нет на других фотографиях? В те годы, когда мама уже здесь училась? Может, они не пересекались? – Мара пыталась переварить информацию и от нервов начала хрустеть пальцами.

– Прекрати, – брезгливо поморщилась Брин. – Они учились в одно и то же время, просто Вукович и Коркмаз старше твоей мамы. На первом курсе Вукович участвовала во всех праздниках, постоянно появлялась на фотографиях. Потом, вероятно после расставания с Озгюром Коркмазом, она стала одеваться иначе. И ее с трудом можно отыскать в альбомах. Вот портрет с выпускного девяносто третьего года. Платье с воротником, пучок, сердитое лицо. Знаешь, о чем это говорит?

– Что занудство у нее в крови?

– Что расставание далось ей тяжело. Следовательно… – Брин выжидательно посмотрела на собеседницу.

– Следовательно, она так и не вышла замуж. То есть она слишком любила моего отца и… – Мару пронзила догадка: – И ненавидела мою маму! Звучит, как…

– Мотив, – договорила за нее Брин. – Звучит как мотив для убийства.

Глава 8

Добрый профессор, злой профессор

Чем больше Мара думала над словами Бриндис, тем убедительнее ей казалась эта версия. И Вукович внушала опасения с той трансформации в самолете, и отец, получается, хоть и бросил их, но не был убийцей. А фраза, которую Вукович обронила, когда Тамара была без сознания? «От Лены всегда были одни проблемы!»

Допустим, мама увела чужого парня. Спорный момент, конечно. Мужчины ведь не коровы, чтобы их уводить, а этот Коркмаз, похоже, не сильно возражал. И, забегая вперед, ведь он бросил собственную дочь в беде. Чем не признак отъявленного негодяя? Нет, она должна найти его. Забросить удочку Эдлунду, Крианян – хоть кто-то должен его помнить! Мара стиснула зубы, представляя, как посмотрит в глаза этому предателю.

Так почему же досталось не ему, как он того заслужил, а именно маме? Разве стал бы один человек убивать другого из ревности? Нормальный – нет. Но Вукович – зимняя, а Эдлунд ясно сказал, что у зимних сложный характер. Мара и сама не шушпанчик: и ругаться умеет, и драться, и всю жизнь вынашивает план мести. Может, Вукович тоже ждала удобного момента, чтобы рассорить парочку? Разделила, потом нашла ненавистную разлучницу и собиралась убить вместе с ребенком, но что-то пошло не так. Ребенок остался жив, и теперь она решила подобраться поближе, втереться в доверие и завершить, наконец, свое грязное дело. Она не учла одного: что Мара окажется такой умной. Ну или, по крайней мере, сумеет подружиться с гениальной девочкой из Исландии.

И письмо… Вукович не хочет, чтобы Мара знала о письме матери. Значит, там может быть что-то важное. И чтобы это выяснить, пришлось выпросить у Брин на одну ночь ее телефон. Та, конечно, покочевряжилась немного, но потом сдалась. Она была доброй, эта Брин, хоть и с бзиками насчет личных вещей. И слегка ябеда.

Вот почему Мара не стала сообщать бывшей соседке по комнате о своих планах. Вместо этого пристала с разговорами к мадам Венсан и издалека выведала у ничего не подозревающей француженки все о профессоре Эдлунде.

Оказалось, что его тотем – орел, и он любит каждый вечер перевоплощаться и летать над островом.

– Кружит над маяком, – сообщила Полин Венсан, неодобрительно поджав губы. – Между нами говоря, эта его манера трансформироваться в воздухе… Ребячество! Развлечение ради адреналина. Вот однажды запутается крыльями и упадет. Я много раз предупреждала его, но в этом пансионе врачей слушают, когда уже поздно…

– А в чем он должен запутаться крыльями?

– Как в чем? В штанах, конечно! Разве ты не слышала? Он выпрыгивает из окна прямо в джинсах, на лету перевоплощается, а штаны потом вынуждена приносить к нему в кабинет бедная уборщица миссис Чанг. Безумие! Какой пример он подает детям?

Мара подавила смех, чтобы не разочаровывать мадам Венсан. Потом сослалась на головную боль, сказала, что ее слепит свет настольной лампы. Осталось лишь притвориться спящей и дождаться, пока докторша повесит халат на крючок и покинет пост, предоставив единственной пациентке возможность отдохнуть.

Тогда Тамара подошла к окну и подала условный сигнал: три длинных свистка и два коротких. Так они договорились с Нанду по телефону. Парень не походил на ярого блюстителя правил, а потому вызывал доверие. Кроме того, он хотел загладить свою вину за болтливость, и Мара рискнула. Одна бы она сейчас не справилась, а помочь больше было некому: Брин обожала учителей, а Джо был слишком неуклюжим и медлительным, к тому же имел склонность зависать в своих мыслях.

После ее свистков – а свистеть Тамара умела мастерски, – в распахнутое окно влетел дрозд, и вскоре из-за занавески в сумерках белой ночи появился, словно Кентервильское привидение, Нанду в простыне.

– Не нравится мне твоя затея, – с ходу сообщил он. – Если что – отвечать тебе.

– Разумеется. От тебя требуется только скакать по подоконнику и следить за Эдлундом.

– А тебе не страшно? – удивился Нанду.

– Почему мне должно быть страшно?

– Ты же все-таки девчонка…

– Боишься – так и скажи, – презрительно фыркнула она, сознательно цепляя бразильского выпендрежника на «слабо».

– Ничего я не боюсь!

– Вот и отлично. Сейчас ждем орла, потом я иду в кабинет, а ты – летаешь снаружи и, если видишь Эдлунда, – свистишь, – Мара приоткрыла дверь, проверяя, нет ли кого в коридоре.

Было пусто: мадам Венсан, вероятно, уже отдыхала в своей комнате по соседству с палатой, а другие учителя и вовсе не появлялись в главном здании из-за каникул.

– Вылетел, – шепотом сообщил Нанду.

Мара кивнула, сунула в карман пижамных штанов пару иголок от шприцов, пластиковую скидочную карту, найденную у доктора на