Тома села за читательский стол у окна. С одной из страниц на нее смотрела юная веснушчатая девушка в дурацком синем платье с воланами. Волосы с легкой рыжинкой, лоб закрывает пушистая челка, на веках – яркие голубые тени. В другой раз Тома бы посмеялась над наивной безвкусицей, но оттого, что она только сейчас впервые увидела мамин портрет, такой настоящий, цветной и четкий, из груди вырвался звук, похожий на кашель. Она закрыла лицо ладонями и зарыдала.
– Девочка моя, хочешь, я принесу тебе кофе? – сочувственно спросила библиотекарша по-русски и тут же на английском обратилась к кому-то еще: – Подождите, мисс, я должна сначала помочь ей.
– Мара? – услышала Тома. – Это я, Брин.
– Не… сейчас, – с трудом ответила Тамара сквозь судорожные всхлипывания. – Не… до… тебя…
– Все в порядке, миссис Крианян. Я с ней посижу.
Брин уселась на соседний стул и неловко похлопала Тому по плечу:
– Не расстраивайся ты так. Все будет хорошо.
– Не… будет… Моя мама… Она никогда…
– Я знаю. Прости. Слушай, я нашла портрет. Я не ожидала. Очень красивый. И тотем похож.
– Пр… правда?
– Да. Извинения принимаются… Просто это полотенце и кружка… Мне все мама покупала, а я очень скучаю. Как будто ты хотела ее отобрать.
– Про… сти, – Тома шмыгнула уже тише.
– Хорошо. Только прекращай реветь, ты же испортишь фотографию.
Тома вытерла нос рукавом толстовки:
– Ладно. Спасибо. Я, вообще, не плакса.
– Я никому не скажу.
– Честно? Ты ведь имеешь право… За собаку с крысой, за Фри… За все, короче.
– Я думала еще позлиться на тебя, пока не пришла сюда. Потом позлюсь.
– А ты чего делаешь в библиотеке?
– Увидела портрет, который ты нарисовала, и сразу захотелось посмотреть на маму в этом возрасте. А ты?
– И я хотела на маму посмотреть.
– Я собиралась поискать снимки со встреч выпускников, – Брин встала. – Кстати, твоя мама тоже может в них найтись. В каком году она окончила пансион?
– В девяносто четвертом.
– Значит, ищем с девяносто пятого… – Брин направилась к стеллажам.
Тома отвернулась к окну: из щели тянуло свежим морским воздухом, и опухшее от слез лицо приятно остывало. За стеклом сидела рябая пташка и забавно вертела головой, поглядывая на девочку глазками-бусинками. Тамара вздохнула: безмятежно было здесь, красиво. Жаль, ничего не выходит с тотемом. Остается только надеяться, что, если она окажется обычным человеком, Эдлунд позволить ей остаться хотя бы в качестве уборщицы.
– Слушай, я все хотела тебя спросить… – обратилась к ней Брин. – Сегодня Шейла и Сара говорили, что твой тотем – черная мамба. Ты ведь действительно ничего о себе не рассказывала… Это правда?
– Понятия не имею.
– В смысле?
– Ну тотем моей мамы – лиса, а кто я – неизвестно. Эдлунд пытался сегодня настроить меня на трансформацию – ничего не вышло. Я могу быть лисой, змеей, крокодилом… Или просто девочкой.
– А Сара?..
– А Сару я пыталась напугать. Ей полезно.
– Понятно, – Брин опустила белые ресницы.
– И ты даже не спросишь, что я здесь делаю? И по какому праву меня сюда привезли?
– Не-а.
Они рассматривали снимки, выискивая на каждом лицо Томиной мамы. Видели украшенный шарами главный холл, праздничные танцы, огромный торт в виде солнца.
– Это же синьора Коломбо! – воскликнула Брин, указывая на стройную итальянку в белом халате.
– Не может быть!
– Да точно, она. Сколько ей здесь? Неужели она так давно работает в Линдхольме?
– По-моему, тут многие проводят всю жизнь.
– Нет, что ты! Мама рассказывала, что, когда она училась, были другие преподаватели. Из наших она знает разве что Эдлунда и Лобо, который ведет спорт и испанский. И кого-то из зимних. Многие создали семьи и уехали.
– Погоди, а сколько времени уже? Мы на ужин не опоздаем? – обеспокоилась Тома: от изображения торта, пусть и из далекого прошлого, у нее заурчало в животе.
– Полвосьмого, – Брин сверилась с телефоном. – Через полчаса закроют.
Они решили пока оставить фотографии в библиотеке, чтобы случайно не испортить их за ужином, торопливо попрощались с миссис Крианян и поспешили во владения синьоры Коломбо.
Столовая шумела: студенты смеялись и болтали, звякала посуда. Тамара и Брин набрали на подносы тушеного лосося с маленькими картофелинами и зеленой фасолью и прошли за свой стол. Джо не было. Наверное, поел одним из первых и не стал дожидаться Тамару.
– А мы уже заволновались: неужели ты пропустишь ужин? – подколола Тому Зури.
– Ну уж нет, – улыбнулась в ответ та. – На мою порцию можешь даже не рассчитывать.
– Я за соком, – Брин встала. – Тебе принести?
– Конечно! Спасибо.
– О, да ты сдружилась с этой Фриксдоттир? – спросила Ханна.
Послышались разрозненные смешки. Пальцы Томы сами собой сжались в кулаки.
– Еще раз так ее назовешь, – яростно прошипела она, – и получишь!
– Да ладно, ладно! – Ханна Оттер отшатнулась. – Это же ты сама и придумала…
– Считай, раздумала обратно.
– Как скажешь, – и Ханна принялась усердно ковыряться в своей тарелке.
Брин отошла к столу с напитками. Тома не успела посмотреть на ее реакцию, но надеялась, что этот случай не испортит хрупкого перемирия. За столом летних первокурсников стало тихо: Нанду где-то носило, и некому было развеять шуткой неловкую паузу.
Зато на горизонте показалась Сара Уортингтон со своей свитой. Тамара напряглась, готовясь к атаке, но та вовсю источала дружелюбие.
– Привет, Мара, – как ни в чем не бывало пропела английская Барби.
– Привет.
– Слушай, утром вышло некрасиво. Мне жаль. Не хочу ссориться, и все такое. На, решила тебя порадовать, – Сара протянула непривычно яркую бутылку газировки. – Ты, наверное, никогда не пробовала.
– А что это?
Шейла и Рашми фыркнули.
– Девочки, перестаньте! Откуда ей знать? – одернула их мисс Уортингтон. – Это дизайнерская кола. Попробуй, очень вкусно.
– Ладно, спасибо, – Тома пожала плечами.
Не то чтобы ей вдруг понравилась эта снобистская девица – просто врагов у нее и в интернате было предостаточно. Успеет еще нажить.
Уортингтон с подружками растворились в толпе, а Брин вернулась и плюхнулась на свое место.
– Держи, – она поставила перед Томой стакан апельсинового сока.
– Спасибо. Только вот Сара принесла мне колы… Будешь?
– Серьезно? – поморщилась исландка. – Ты собираешься это пить?
– Ну да, а почему нет? Тебе налить?
– Нет, спасибо, – надулась Брин.
На всякий случай перед едой Тамара проглотила сразу три таблетки профессора Эдлунда – уж больно сильно ей хотелось доказать всем, что она перевертыш.
Кола оказалась самой обычной, Тома отставила ее в сторонку, и к Брин постепенно вернулось хорошее настроение. В домик они возвращались вместе. Было светло: белые ночи наконец проявили себя во всем великолепии. Сытый желудок грел изнутри, шуршали легкие волны.
На веранде сидел Нанду с гитарой, вокруг него кучковались ребята, включая, как ни странно, Сару Уортингтон. Увидев Брин и Тому, все заржали.
– Что смешного? – насторожилась Тамара: внутри заворочалось дурное предчувствие.
– Вот и наша черная мамба! – Сара уперла руки в боки. – Скажи, юная леди, тебя никто не учил, что врать некрасиво?
– Ты о чем? – Тома задрала подбородок, в любой момент готовая защищаться.
– Мы все знаем. Что никакая ты не змея и вообще, скорее всего, не перевертыш!
– Что? – опешила Тамара. – Но откуда?..
– Птичка на хвосте принесла.
Она оглядела ребят в
