– Не расстраивайся. В тебе ведь есть что-то хорошее. Вот и сделай так, чтобы Бриндис это разглядела.
– Я попытаюсь.
– Ладно, мне надо обойти студентов и закончить тренировку, ты пока можешь идти. И не забудь: в пять я тебя жду.
Она побрела к выходу, так и не решившись отыскать Брин. Какой смысл? Что ей сказать? Извинения все равно не работают. «В тебе ведь есть что-то хорошее». Ага, если в темноте прищуриться. Неважно теперь, научится ли она превращаться. Ей объявят бойкот раньше, чем окажется, что она самая обыкновенная. Ну что она умеет? Драться? Можно, конечно, дождаться, когда кто-то посмеется над Брин, и от души начистить ему репу. Тогда придется мыть кухню месяц, и хорошо если на острове… Говорить по-английски? Здесь этим никого не удивишь. А если…
– Я на тебя не сержусь, – раздался за спиной басовитый голос.
Томе не надо было оборачиваться, чтобы узнать Джо. Она остановилась и позволила ему себя догнать.
– Я тебя напугал, – продолжил Джо, поравнявшись с ней.
На лице его не было ни сочувствия, ни каких-либо эмоций вообще.
– Ерунда. Я не должна была тебя трогать.
– Извини.
– Не проблема. Ты домой? Может, вместе пойдем? Или лучше покажешь мне остров?
– Да, – он кивнул.
– Что «да»?
– Остров.
– Ясно, – вздохнула Тома. – Экскурсия будет увлекательной.
Глава 6
Сеанс, кола и таблетки
День выдался по-летнему безмятежным, море радовало игрой солнечных бликов. Теперь, когда гроза смыла с неба серую пелену, на горизонте виднелись очертания противоположных берегов.
Они гуляли около часа, и Тома не понимала, зачем Джо согласился водить ее по острову. Каждое его слово звучало как последнее, что он собирался сказать в жизни. Зато для болтуна Нанду он явно был идеальным соседом: не перебивал, а только слушал. Не по собственной воле, а от безысходности, скорее всего. Хотя никто не знал, что на самом деле думал Джо Маквайан.
Прогулка помогла проветрить голову и подумать. Местные пейзажи напомнили Тамаре о любви к рисованию. Сделать красивый портрет для Брин – чем не чудесный примирительный подарок? Иначе точно придется лезть в драку.
Поэтому сразу после обеда… Нет, не так. Сразу после восхитительного обеда, состоящего из нежнейших тефтелек в густой томатной подливке, длинных плоских макарон, которые отлично наматывались на вилку, а еще грушевого пудинга на десерт, Тома, блаженно икая, вернулась в домик, вытащила из чемодана новенький альбом с карандашами – подарок мисс Вукович – и устроилась на кровати.
Тамара решила изобразить Брин вместе с ее тотемом. На соседку она периодически поглядывала, стараясь рисовать с натуры, а песца пришлось сверять с атласом. Разумеется, Тома остановилась на роскошной зимней шубке, которой и славятся полярные лисы. Вышло мило, любительнице плюшевых игрушек и мягких подушек всех форм и размеров должно было понравиться.
Тома дождалась, пока Брин выйдет из комнаты, написала с обратной стороны рисунка «Прости меня, пожалуйста! Мара» и, положив подарок на видное место, отправилась в главное здание. Она не хотела выяснять отношения и надеялась, что исландка сама все поймет, обдумает и к вечеру будет в нормальном расположении духа.
До пяти часов оставалось немного времени, поэтому Тамара бесцельно слонялась по просторному холлу. Занятия еще не начались, и вся постройка пустовала. В тишине раздавалось только звяканье посуды с кухни. Бедная синьора Коломбо – весь день на ногах! Придется почаще нарываться на наказание, чтобы у нее была хоть какая-то помощь.
По всему холлу были расставлены уютные диванчики, у одной стены громоздился старинный рояль с резной подставкой для нот, у другой – стол для пинг-понга. Старая кряжистая липа за окном густой листвой загораживала свет, поэтому кругом царил приятный для глаз полумрак.
Тома заметила множество фотографий в рамках: группы людей в мантиях выпускников. Цветные изображения, черно-белые. И даже коричневатые, датированные пятидесятыми годами девятнадцатого века.
Висели и картины: отдельные портреты, пейзажи Линдхольма, на которых главное здание выглядело совсем иначе, а домики напоминали деревенские лачуги. Только маяк везде оставался одинаковым. Наверное, ему стукнуло по меньшей мере две сотни лет.
Наверх вела широкая лестница из темного дерева и упиралась в огромный флаг со знаком солнца в круге и надписью на латыни: «Sol lucet omnibus».
Скрипнув ступенькой, Тома поднялась на второй этаж: по всему периметру шли балюстрады и двери с табличками. Ханна объясняла, что на втором и третьем этаже проходят занятия, внизу, помимо холла и столовой, располагается главная библиотека, а четвертый этаж целиком отдан профессору Эдлунду. Там и его кабинет, и спальня, и огромная лаборатория, вход в которую разрешен только ему, мисс Вукович и мисс Кавамура. Остальных преподавателей и даже уборщицу миссис Чанг профессор туда не пускал.
Мара подошла к флагу и в задумчивости коснулась полотна.
– Солнце светит всем, – услышала она и обернулась.
Из коридора вышли Джо и Эдлунд.
– Здесь написано на латыни: «Солнце светит всем», – с улыбкой повторил профессор. – Мы с мистером Маквайаном закончили. Пойдем, Мара, я провожу тебя в свой кабинет.
– Тебя подождать? – спросил Джо.
– Я… Я не знаю, – она вопросительно взглянула на Эдлунда.
– У нас будет полноценная тренировка, – ответил тот. – До ужина ты вряд ли освободишься.
– Увидимся в столовой, – кивнул индеец и пошел вниз.
– Вот так да, мисс Корсакофф! – Профессор удивленно поднял брови.
– А что? – удивилась она.
– Кажется, ты покорила нашего невозмутимого Джо. Столько слов за один раз даже я от него не слышал.
Они свернули в коридор и вскоре оказались на узкой лестнице. Тома поднималась следом.
– Профессор… – нерешительно начала она, когда они минули третий этаж.
– Да?
– Пока занятие не началось… Дело в том, что мисс Вукович говорила мне… Что вы знали мою маму.
С его спиной разговаривать было проще: вопросы про маму всегда давались Тамаре нелегко.
– Да, знал.
– Вы поэтому решили взять меня?
– Пожалуй.
– Профессор Эдлунд, прошу вас, расскажите мне о ней. Хоть что-то. Я всегда хотела побольше узнать о ней. У меня была фотография… Раньше. И все. В личном деле есть информация только о ее смерти.
Шагнув на верхнюю ступеньку, Эдлунд обернулся:
– Я обязательно расскажу тебе все, что смогу. И даже поищу фотографии. Но после занятия.
– Хорошо.
Он провел ее в просторный кабинет: книжные полки, массивный стол, высокие окна и удобные диваны. Здесь было светло, в форточку врывался приятный морской ветерок, принося тонкий запах цветущих лип. Хотелось дышать полной грудью, шагнуть из окна и полететь к маяку – туда, где волны разбиваются о каменистый берег.
– Красиво, правда? – довольно спросил профессор. – Это мое любимое место.
– Мне нравится.
– Ну, – он уселся в кресло на колесиках и хлопнул себя по коленям. – Выбирай, где тебе будет удобно.
Она устроилась на краешке дивана.
– Располагайся, можешь скинуть кроссовки, растянуться во весь рост.
– Как у психоаналитика?
– Откуда ты знаешь?
– В кино видела.
– Ну… примерно так. Расслабься.
Тамара послушно легла, но расслабиться рядом с чужим человеком было трудно.
– А если я… – неуверенно проговорила она. – Ну, трансформируюсь… Как же моя одежда? И вдруг мой отец был рыбой? Или… Я не знаю… Слоном?
Ей
