Двери с шумом распахнулись, в тамбур зашли люди, несколько человек, стряхивая снег с одежды.
– В тамбур, быстро! – Сергей показал пример, быстро метнулся туда. Я за ним, стараясь сильно не толкаться.
Вслед нам неслись возмущенные возгласы, но успели мы быстро. Сергей с хеканьем уперся плечом в жилистого, на свою беду сунувшегося в вагон с платформы, приподнял его над землей и выкинул наружу.
– Вот так, – сказал он мне.
Двери с грохотом захлопнулись. На платформе осталась троица, растерянно глядя на отъезжающий вагон.
– Вот и все, а туда же! – непонятно сказал Сергей. Потом протянул мне широкую, как лопата, руку. – Ну, бывай!
– Спасибо, Серега! – еще раз повторил я, пожимая руку. Рукопожатие оказалось крепким, прочным. Здоровый мужик-то, почти как Серега-большой. Разве что ростом поменьше, но в плечах как бы и не шире.
Серега вышел на следующей остановке. А я пристроился на лавке, попытался подремать, да не получилось. Малость потряхивало.
После агрессии всегда так у меня. Ну, бывает, это откат пошел. Сейчас еще немного потрясет и пройдет.
Так и не поспал. Полусонный добрался до дома, попытался выслушать короткую нотацию мамы, да сил на это не хватало уже, просто махнул рукой и пошел в душ. Включил воду, встал под жесткие, пахнущие хлоркой струи воды, огладил волосы. Пальцы сразу защипало даже под пластырем.
За дверью мама что-то говорила, но я уже не слушал. Вода шумела в самый раз. Рюкзак у меня под рукой был, я его в коридоре не оставил. Потянулся, открыл, чуть налив воды на пол. Вынул кольца, сунул их под струю воды. Потом осторожно просушил салфеткой из того же рюкзака, завернул в другую салфетку и сунул в тот же карманчик.
С грохотом и дребезжанием завибрировал на стеклянной полке телефон.
Дотянулся, глянул. Номер незнакомый… Кто бы это мог быть-то?
Включил.
– Ты дома ли, о мой рыцарь? – спросила Маша.
– Да, вот только что вошел…
– А что не звонишь, сердце у бедной девушки не железное! Что так шумно-то?
– В душе я…
– Ах, в ду-уше он… Ну ладно, я спать тогда, спокойной ночи! Скажи что-нибудь на ночь бедной девушке.
– Я тебя люблю!
– О, вот так! Спокойной ночи, любимый!
Трубка отозвалась короткими гудками.
Дверь в ванну затряслась.
– Сережа, ты что там делаешь, выходи немедленно, нам с тобой надо поговорить!
– Мам, я не одет! – ответил я. Знаю я это «поговорить»… Я спать хочу, и нервы еще скачут, а я буду сейчас еще себя дальше накручивать против часовой стрелки. Главное, на выходе улизнуть побыстрее в свою комнату и спящим притвориться.
Запоздало пришла мысль, а что было бы, если бы незнакомый тезка мой, дай бог ему счастья, здоровья и радости побольше, не вмешался? Догнали бы, и что тогда? Пришибли бы меня за это золото, точно бы пришибли. И за меньшее убивают.
В своей комнате свет зажигать не стал, сделал вид, что сплю. При свете небольшого фонарика разложил золото на одеяле. Подумал, проверил тайник с пистолетом, переложил его поближе к подушке. Если сегодня еще что-то приснится, то хорошо бы снова попробовать его с собой забрать.
Ночь уже, а то бы можно было попробовать… А что «попробовать»?
Последним усилием воли собрав в кучу разбегающиеся мысли, я покрутил в руках кольцо. А проба-то где, а? Где проба-то? Как я его без пробы продам, что скажу? Наследство получил? Хорошо придумал, два, садись. Проверят родителей, те скажут, что не знают ничего, и тогда за меня возьмутся менты.
Обратиться к Валерию Алексеевичу? А не опасно ли это? Сначала пистолет заныкал, вот теперь золото сдаю, не пойми откуда взявшееся… Нет, это на крайний случай, если сам ничего не придумаю. Можно Молчана или Чеботарева спросить, вдруг у них есть какие-то знакомые?
Или сразу, внаглую, пойти к ближайшему ювелиру? Знаю я тут пару ювелирных салонов, не очень далеко. Приду, спрошу, сколько за это могу получить. И посмотрю, что мне на это скажут.
Ладно, хватит, спать уже пора! Завтра подумаем, что можно сделать.
В эту ночь мне ничего не снилось.
С утра я выбрал кольцо покрасивее, лучше обработанное, и понес в ювелирный магазин. Искать долго не пришлось, у меня рядом с домой как раз есть такой, располагается в отдельном двухэтажном здании. Тут и при Союзе ювелирка была, на втором этаже. В начале перестройки кооператоры выкупили сначала второй, а затем и первый этаж, став таким образом владельцами всего здания, поставили вокруг забор повыше, круглосуточную охрану, металлические ворота, даже какое-то оборудование завезли. Вывеска гласила, что тут не только «распродажа по европейским ценам ювелирных украшений из лучших европейских коллекций», но еще и подгонка их под ваши индивидуальные особенности, а также ремонт на высоком профессиональном уровне.
Ну, где подгонка и ремонт, там и изготовление, да? А где изготовление, то там всегда материал нужен, верно же?
Зашел внутрь.
Охранник на входе посторонился, из конторки на меня глянул парнишка в модной кожаной куртке, молодой совсем, лет пятнадцать, продавщица профессионально-тепло улыбнулась.
– Здравствуйте!
– Добрый день, – вежливо сказал я и показал кольцо. – Скажите, сколько бы это могло стоить?
Улыбка продавщицы стала чуть напряженной.
– Вячеслав Брониславович, это к вам! – сказала она в полуоткрытую дверь подсобки.
– Так не держи на пороге! – ответили оттуда.
Вячеслав Брониславович оказался суховатым мужичком лет где-то за полтинник, с аккуратно подстриженной шевелюрой и запыленными, буквально черными рукавами рубашки. На лбу у него висел какой-то прибор, с линзами и очками, и даже с фонариком. Нос с горбинкой, глаза черные и быстро бегают с одного предмета на другой, и удивительно ловкие руки пианиста с тонкими пальцами.
– Ну? – без предисловий спросил он меня, стоя посреди коридора. Хитро стоит, вроде бы и не выгоняет, и не обойдешь его.
Я показал кольцо.
– Пройдемте.
Прошли в мастерскую, не очень большую комнатку на втором этаже, без окон. У стен громоздились шкафы с каким-то оборудованием, на облезлом столе кипой лежали справочники, книжечки, потрепанные цветные проспекты на иностранном языке с изображением разной ювелирки.
Мне предложили сесть на продавленное кресло, сам Вячеслав Брониславович занял место за столом, потянулся, включил шнур в розетку. Электронные весы ожили, осветили тарелку сильным белым светом от кольцевой лампы. Ювелир требовательно посмотрел на меня, я выложил кольцо на стол.
Вячеслав Брониславович пинцетом взял кольцо и положил на небольшие электронные весы. Те пискнули, показав что-то на электронном табло.
– Так-так-так… – Быстро нажал ногтем на ободок, потом потер какой-то тряпкой, смоченной в реактиве, капнул на кольцо из колбочки, посмотрел на изменяющую свой цвет жидкость.
– Так-так-так. Откуда это у вас, молодой человек?
– От бабушки наследство, Вячеслав Брониславович. Времена нынче тяжелые, вот и продаю…
Ювелир оцарапал меня взглядом, особо отметив ссадины на руках и задержавшись на глазах. Вздохнул глубоко, положил кольцо на подставочку, надвинул кольцевую лампу, бестеневую.
– И документов у вас, разумеется, нет? – спросил он, внимательно разглядывая кольцо.
– Ну, какие документы-то?
– Свидетельство о смерти, например?
– Так это-то вам зачем? – удивился я.
Ювелир снова вздохнул.
– Вещь интересная, интересная. Пробы нет, работа грубая. Где это сделано?
– Да не знаю… Разбирали вещи, вот и нашли.
– А родители-то знают? – Прищурился ювелир.
– Да еще бы им и не знать! – Махнул я рукой. – Говорят, снеси в ломбард с глаз долой!
– Да? А может, вот прям сейчас им позвоним? – Прищур стал совершенно ленинским, рука с тонкими пальцами пианиста потянулась к телефону.
– Э, дядя, да ты бы еще в санэпидемстанцию позвонил! – Я быстро сгреб кольцо со стола. – В Женевский суд, в Международный трибунал и в Гаагу. Не нравится, так и не теряем времени, ладно?
– Ладно, иди! А золото оставь. Я его потом в милицию отдам, на экспертизу. Выясним, где ты его взял.
