– А что стало с третьим ключом?

Друин со вздохом высыпал на ладонь горсть мелких черных зерен, осторожно коснулся их длинным бледным пальцем.

– Говорят, что тераготский ключ сохранился, но вот раздобыть его сложновато.

– Это почему? – спросил Ганелон.

– Потому что он в Тераготе, – ответил Сумрак, блеснув острыми зубами. – Вместе с Акатуном.

Матрик удивленно заморгал:

– Какой еще Акатун? Дракон, что ли?

– Он самый, – сказал Сумрак, швырнув зернышки в огонь; они, тихонько потрескивая, лопались на углях и сгорали, испуская сладковатый дымок.

Муг недоуменно посмотрел на них, но мысли его занимало иное.

– А что, мы его не убили?

– Не-а, только ранили, – пробормотал Клэй, вспоминая, как говорил то же самое Пипу и его друзьям в «Королевской голове» – вроде бы недавно, а казалось, что давным-давно.

– Я проткнул ему пасть Веленкором, – сказал Гэбриель.

– А я вспорол ему брюхо так, что он не мог кишки собрать, – добавил Ганелон.

Сумрак с уважением поглядел на него и вздохнул:

– Боюсь, что его так называемые кишки остались при нем. Он вернулся в Терагот и устроил логово в подземельях храма Тамарат.

– Погодите, но ведь Терагот совсем рядом с Кастией! – воскликнула Саббата. – Кастийцам надо было убить дракона и забрать ключ, делов-то!

– Акатун слишком могуч, – пояснил друин. – Кастийцы убоялись его гнева. Да, стены Кастии крепки и высоки, их не сокрушить ни дракону, ни Жуткой орде, но Акатун, разъярившись, способен уничтожить все поселения в округе, поэтому кастийцы оставили его в покое.

Обе головы эттина зевнули одновременно. Клэй, учуяв зловонный дух из Дейновой глотки, как можно незаметнее зажал нос.

– Спокойной ночи, Грегор, – пробормотал Дейн.

– Спокойной ночи, – ответил брат.

Эттин завалился навзничь, и обе головы разразились храпом.

Под глазами Гэбриеля залегли глубокие тени. Он уставился в темноту и спросил:

– Значит, ключ – в сокровищнице Акатуна?

– Вполне вероятно, – развел руками друин. – Но из драконьей сокровищницы мало кто возвращается живым.

Да уж, подумал Клэй, хорошо помня, как один из бардов «Саги» – вернее, одна – умудрилась не только пробраться в сокровищницу Акатуна, но и вынести оттуда какую-то драгоценность. Клэй с товарищами узнал об этом лишь после того, как на них откуда ни возьмись чешуйчатым ураганом налетел дракон. Отбиться от него удалось с большим трудом, и все это время они считали, что нанесли Акатуну смертельную рану.

А бард погибла. Впрочем, как и все остальные барды «Саги».

– Разумеется, если Листопад сумеет уговорить дракона отдать ключ от тераготских Врат, то…

– То Жуткая орда появится в самом сердце Грандуаля и ее никто не остановит, – заключил Матрик.

Развалины Каладара были всего в дне пути от Брайклифа, столицы Агрии, так что Брайклифский замок первым примет на себя удар.

– Расскажи мне о Листопаде, – попросил Гэбриель друина. – Я встретил Веспиана, когда он преследовал своего сына, якобы похитившего какую-то очень опасную вещь.

– Тамарат… – Сумрак скорбно поджал губы.

– Богиню? – недоуменно переспросил Гэб.

– Нет, меч, названный именем исчезнувшей друинской богини, – ответил друин. – Именно этот клинок, похищенный у отца, Листопад носит за спиной в белых костяных ножнах.

Клэй видел этот меч дважды, в Линдмуре и в особняке горгоны, но тогда Листопад не извлекал клинок из ножен.

– А что в нем такого особенного? – спросил Клэй, понимающе переглянувшись с Гэбриелем. – Архонт очень хотел его вернуть.

Пламя костра отражалось в глазах Сумрака, сверкало на острых зубах.

– Кроме всего прочего, Веспиан был не только великим магом, но и искусным мастером. Он создавал оружие несравненной мощи, по большей части клинки. Вы же встречались с Листопадом, верно? Видели его мечи?

– Видели, – сказал Клэй; три меча Листопада он хорошо запомнил со дня Совета Престолов.

– Один носит имя Скверна. Архонт выковал его для сына и вручил Листопаду в день его совершеннолетия. Клинок очень… своенравен и способен на огромные разрушения. Второй клинок называется Мадригал, поющий меч. В свое время Веспиан подарил его экзарху Аскатара.

– И аскатарский экзарх вот так запросто отдал меч Листопаду? – спросил Матрик, хотя ясно было, что ответ ему и так известен.

– Экзарха Аскатара звали Найра, хотя после краха Державы она больше известна как Горькая Криница. Ее по праву именовали одним из лучших следопытов Державы. Напомню, что все это происходило несколько веков тому назад. Так вот, по поручению архонта Найра разыскала Листопада и хотела взять его в плен, но он ее убил, а клинок забрал себе.

Клэй вспомнил, как в «Макситоне» Листопад выхватил меч из ножен и по арене разнесся протяжный звон далеких колоколов. Уцелело ли еще какое-нибудь оружие, созданное Веспианом? Может быть, и топор Ганелона – его творение?

Сумрак задумчиво почесал за длинным ухом:

– И все-таки ни один клинок не сравнится с непревзойденным, прославленным Веленкором. Как вам наверняка известно, мои предки спаслись лишь потому, что именно этим мечом прорубили проход из исчезающего мира друинов в мир людей.

Клэй не то чтобы очень верил этим россказням, но не мог подыскать другого объяснения загадочным пейзажам, возникающим на Веленкоре; тут волей-неволей задумаешься.

– Однако в вашем мире нас настигло загадочное проклятие – мы перестали умирать естественной смертью, хотя нас можно убить. А вот наши женщины пострадали больше. В новом мире друинка способна родить лишь один раз в жизни. Естественно, что число друинов стало сокращаться. Друинское племя вырождалось, догорая, будто свеча на ветру, чтобы в один злосчастный день исчезнуть без следа, как дым, развеянный по небу. – Сумрак печально улыбнулся. – Поэтому друины превыше всего ценили детей. Веспиан несказанно обрадовался, узнав, что его жена Астра понесла. В назначенный срок она родила ему дочь.

– Погоди-ка, – сказала Саббата. – Так ведь у Веспиана есть сын, Листопад. А откуда второй ребенок? Или у архонта было две жены?

Кит досадливо всплеснул руками:

– Ах, ну вот как тут рассказывать? Она же всегда перебивает! Никакого понятия о законах художественного повествования!

Друин задумчиво прянул ушами:

– Не суди ее строго. В отличие от нас, она смертна, ее свеча догорает быстрее нашей.

Гуль, поднеся палец к бескровным губам, погрузился в размышления, а потом произнес:

– Верно подмечено.

– Да продолжай уже! – потребовала дива и, в ответ на укоризненный взгляд гуля, махнула рукой. – Ну а что? Ты же слышал, он сам сказал, что, мол, моя свеча догорает и все такое…

– К несчастью, Астра умерла родами – с друинками такое случается, хотя и очень редко. Архонт обезумел от горя. Не желая смириться с кончиной любимой жены, он совершил ужасающий в своей опрометчивости поступок, который не только изменил всю дальнейшую судьбу мира, но и может привести к его полному уничтожению. Он выковал последний меч.

– Тамарат, – сощурившись, произнес Гэбриель.

– Веспиан вложил в клинок невероятную мощь, невиданную со времен создания Веленкора, но заплатил за это дорогую цену – он изменился сам, наполнился темной силой. Он наделил меч ужасающей способностью: клинок предназначался для того, чтобы, лишив жизни друина – и только друина! – возродить ту, в память о ком его выковали.

– Да чтоб меня в бороду по волоску вздрючили! – воскликнул Муг. – Это же некромантия…

– Увы, да, – кивнул Сумрак. – А потом, объятый безумием, он обрушил всю силу своего гнева и отчаяния на новорожденную дочь, обвиняя ее в смерти матери и, скорее всего, надеясь сохранить в тайне истинное предназначение проклятого клинка. Веспиан предал ребенка мечу.

– Ты врешь! – вскричал Гэбриель, хватаясь за Веленкор.

– Нет, пусть продолжает! – рявкнул Ганелон.

Гэбриель умоляюще поглядел на Клэя, но тот лишь пожал плечами – ему самому сейчас больше всего хотелось забыть об услышанном, ведь речь шла о друине, которого он считал образцом благородства.

– Ага, давай дослушаем, – проворчал Клэй.

Все застыли в напряженном молчании, с ужасом