Клэй похолодел от дурного предчувствия:

– То есть получается, что ты… Значит, изваяние… не камень?

– Типа того. Я ничего не видел. Ничего не чувствовал. Ни голода, ни жажды. Просто… был. Внутри.

«Внутри?»

Клэй помотал головой:

– Так ведь это же… нет, не может быть.

В смехе Ганелона звучала горечь.

– Я не вру, Пузочес.

Он отвернулся и пошел дальше.

Ошеломленный Клэй так долго не двигался с места, что догонять Ганелона пришлось бегом.

– Погоди, значит, ты был жив? И в полном сознании? Целых девятнадцать лет?

– Да, – не оборачиваясь, подтвердил Ганелон. – Ну, иногда вроде как засыпал, точнее, отключался. Но по большей части да, в полном сознании.

Клэй отказывался верить услышанному. Сам он, как и все остальные, полагал, что те, кого закаменяют, превращаются в камень. Вполне естественно, что он считал узников Каменоломни в некотором роде счастливчиками, поскольку срок заключения – не важно, десять лет или тысяча – для них пройдет в мгновение ока. Однако же, по словам Ганелона, эти изваяния, эти люди, молчаливо и недвижно стоящие в кошмарном темном подземелье, сохраняли способность размышлять.

Что происходит с разумом, предоставленным самому себе целую тысячу лет? Или десять лет. Или… девятнадцать.

Клэя замутило.

Он окликнул друга, но тот даже не замедлил шаг.

– Ганелон, погоди!

– Чего тебе, Пузочес? – бросил воин через плечо.

– Я… мне… ты уж… – бессвязно забубнил Клэй.

Ганелон обернулся к нему:

– Прощения просишь? Зря ты это. Извинения ничего не изменят.

– Ты, должно быть, нас страшно ненавидел, – выдавил Клэй, но не стал добавлять: «И сейчас, наверное, ненавидишь».

– Ну, было дело, – пожал плечами Ганелон. – Одно время ненавидел.

– Одно время?

Воин остановился:

– Лет десять или около того. Ненавидел Матрика за то, что он хотел жениться на своей капризной принцессе. Ненавидел Муга за то, что он тратил время на бесполезные поиски лекарства от черногнили вместо того, чтобы быть рядом с любимым человеком, тем самым, которого он пытался спасти. Кстати, на самом деле лучшее лекарство от черногнили – не соваться в Жуть. Никогда. Ненавидел Гэбриеля за то, что он повелся на вечные россказни Валерии о любви к чудовищам. А еще… Между прочим, Пузочес, вот тебя мне было ненавидеть не за что.

Клэй сглотнул:

– Не за что?

– Не за что. Я просто удивился, куда ты пропал, ведь тебя рядом не было, когда за мной пришли гвардейцы султаны. У меня друзей меньше, чем пальцев на руках, но тебя я всегда считал другом. Ты честный, смелый и верный, как никто. Короче, я в жизни не встречал человека лучше тебя, вот и подумал: мол, какое же я чудовище, если даже Клэй Купер от меня отказался.

От изумления у Клэя отвисла челюсть. Он смущенно потупился, терзаемый муками совести. Конечно, он мог бы сказать: «Я устал. Устал от битв, устал от убийств. От алчности Келлорека, от пьянства Матрика, от дурацких выходок Муга, от безмерной гордыни Гэбриеля… Я хотел обо всем этом забыть. А еще я думал, что ты заслужил свою участь, потому что убил не только нармерийского принца, но и множество ни в чем не повинных людей. Десять лет я провел, истребляя зло в мире, вот и решил, что без тебя жизнь станет чуть-чуть безопаснее».

Клэй мог все это сказать, но промолчал.

– Ладно, проехали, – буркнул Ганелон и пошел дальше.

Клэй хмуро побрел за ним. Вскоре с неба донесся глухой гул, и приятели спрятались под кроны замшелых деревьев – над лесом пролетала «Темная звезда».

Зачарованные служители Живокости, свесившись через поручни, пытались отыскать диву в чаще. Клэй подумал было, что они зря стараются: он своими глазами видел, как Живокость поразила молния, но сообразил, что та же участь постигла и Матрика, а он, Клэй, все равно бродит по Жути, разыскивая погибшего друга.

В голове Клэя мелькали смутные воспоминания; не так уж и давно, сидя за кухонным столом, он наотрез отказался пойти с Гэбриелем в Кастию, а тем более через проклятый лес. А потом сонная девятилетняя девочка задала отцу простой вопрос и заставила изменить свое решение…

Немного погодя из рощи неподалеку раздался женский крик. Клэй не успел пройти и трех шагов, а Ганелон уже пронесся через кустарник и исчез в зарослях. Продравшись сквозь густой подлесок, Клэй наконец-то вышел на поляну, где южанин угрожающе надвигался на хлипкого тролля в мятой шляпе, сидевшего на корточках рядом с Матриком и Живокостью – вполне себе живыми.

– Стой! – вскрикнул Матрик.

Тролль поднял руку. Клэй запоздало сообразил, что жест был приветственным, но Ганелон этого не понял и отрубил ее по самое плечо. Тролль завалился на спину. Матрик бросился между троллем и Ганелоном, который занес топор для следующего удара.

– Стой! Погоди! Он с нами!

Ганелон замер:

– Он… как это – он с нами?

Не успел Матрик и рта раскрыть, как на поляну выскочил Муг, размахивая алхимическим шаром:

– Жги злодея!

– Не смей! – заорал Матрик и снова прикрыл тролля собой. – Не надо его жечь. И убивать тоже не надо. Ребята, это Таяно, он хочет нам помочь. Он лекарь.

– Знахарь, – поправил его тролль, не обращая внимания на отрубленную руку.

Рана почти не кровоточила, а сама рука должна была отрасти за час, поскольку тролли обладали способностью восстанавливать поврежденные конечности. Тролль встал, оставшейся рукой отряхнул задницу, поправил мятую шляпу и хлопнул Матрика по плечу, будто старого приятеля:

– Я тут проследил, чтобы все было ништяк. Дружбаны ваши в порядке, только шмякнулись здорово.

Следом за волшебником на поляну вышел Гэбриель, дал знак Ганелону убрать топор и сказал:

– Мы в курсе. Матрик, ты как?

Если не считать расцарапанной щеки, Матрик выглядел гораздо лучше, чем после пребывания в Пасти Адрагоса.

– Да все нормально, – хохотнул он и ткнул большим пальцем в сторону дивы. – Она каким-то чудом долетела почти до самой земли, мне оставалось только держаться покрепче.

– Ага, он клевый чувак. Прям железный человек, – ухмыльнулся тролль, обнажив бурые зубы, а потом махнул рукой на Живокость. – А ей малехо не свезло – башкой здорово приложилась и крыло сломала, видите?

Правое крыло Живокости распласталось по земле, а левое криво торчало из-за плеча. Двух мечей дивы Клэй нигде не приметил и с облегчением вздохнул.

Матрик кашлянул:

– Кстати, о башке…

Живокость шевельнулась, недоуменно заморгала и, обведя всех взглядом, радостно обратилась к Ганелону:

– Привет!

К изумлению Клэя, в ее улыбке не было ни злобы, ни ненависти.

– Меня зовут Саббата.

Глава 32

Барабаны, бодяга и былое

Да катись оно все в мерзлую преисподнюю! Что еще за Саббата? – спросил Клэй Матрика – негромко, чтобы не услышала Живокость, которая шла позади с Ганелоном, Гэбриелем и Мугом; знахарь Таяно, пригласивший всех к себе домой на ночлег, вприпрыжку бежал чуть впереди и что-то мурлыкал под нос.

Оглянувшись, Матрик прошептал:

– Не помнишь, что ли? Кит же говорил, что ее так звали раньше, до того как она заделалась охотницей на беглецов. Пока вас не было, она ненадолго пришла в себя, ну и… Короче, не знаю, что там с ней случилось, но у нее не только крыло не в порядке. – Он постучал по виску. – Голова тоже. В общем, крыша съехала.

– Ну лучше уж так, – буркнул Клэй, посмотрев за плечо.

Несмотря на увечье, дива дружелюбно беседовала с Мугом. Когда она рассмеялась какой-то шутке волшебника, Клэй почувствовал, как внутри все сжалось, и сообразил, что чары Живокости по-прежнему действуют на окружающих.

Диве объяснили, что «Срамной престол» – ее корабль и что ее наняли в Контове для полета в Кастию через Жуть. К счастью, Живокость поверила объяснениям.

– Клэй?

– Что?

– Ты как думаешь?

«Лучше, чем слушаю».

– В смысле?

– Ну, может,