Впрочем, молодые Морозовы пошли в родителей и спешить никуда не собирались. У них еще столько всего не освоено, они еще мир не повидали, и вообще… Отпустите нас с молодым государем? Ему хочется по стране поездить, ну и нас тоже тянет. Посмотреть, как народ живет, на Урал наведаться, в Риге побывать… Потом-то, когда (Бог даст, еще не скоро) Александр Алексеевич на трон воссядет, – так и не поездишь?

Родители подумали – и дали добро. Пусть дети посмотрят, как люди на Руси живут. Действительно, успеют еще в Кремле насидеться, а пока пусть учатся. Это ведь тоже опыт.

И когда они вырасти успели? Вчера еще трехлетняя девочка играла с отцом в тавлеи, а сегодня уже ее дети думают заводить своих. Куда уходит время?

1700 год

– У меня все готово, бабушка. А у тебя?

Гедвига одарила внука нежной улыбкой.

– И у меня, малыш.

Только ей позволялось называть так короля. И только наедине. Она нечасто этим пользовалась, но вот в такие моменты, как этот…

– Когда?

– Я думаю, примерно через месяц. У государя как раз годовщина коронации. Все растеряются, а ты не упустишь момента, так ведь?

– Я сегодня же отбуду к войскам.

– Замечательно.

Гедвига проводила внука взглядом. Да уж…

Он замечательный, ее Карл. Умный, красивый, сильный, отличный воин… Но вот беда – честно воевать Швеция сейчас не способна. А потому ей придется взять кое-что на себя.

Неприятное, даже в чем-то подлое, но честную схватку Швеция сейчас не выиграет. Значит, остается бить в спину. Жестко, жестоко, неумолимо. И она это сделает.

Ради своей страны, ради своего внука, а может, и ради власти, потому что именно она останется править, когда Карл уйдет воевать, Гедвига была готова на многое. И все было готово для осуществления ее плана. Человек найден, он уже уехал в Москву, теперь остается только ждать вестей.

Она подождет.

Троице-Сергиев монастырь готовился к приему государя заранее. Все начищалось до блеска, мылось, подметалось, заменялось на новое, чай, не каждый день государь наведывается.

А что делать? Патриарх очень просил приехать, помолиться. Почти четверть века прошла с момента коронации Алексея Алексеевича. Вот и отслужить бы молебен во здравие, чтобы еще столько же ему править, да так же успешно, чтобы Русь новыми землями прирастала, ширилась… Все-таки крупнейший монастырь на всей Руси, надобно уважить…

Алексей пожал плечами и согласился. Почему нет? Отец, вон, то в один монастырь ездил, то в другой, богомолен и праведен был, а ему все недосуг. Правда и то, что при отце страна из бунтов да изматывающих войн не вылезала, а при нем если что и случается, так Руси от того не слишком тяжко. Потому и некогда ему лбом в храме полы протирать. У Бога кроме его рук других нету. Никто за Алексея не сделает, что до́лжно.

И разумеется, ехать на богомолье надо с семьей. А поскольку царевич с супругой были в отъезде, да и вообще Кремль резко опустел после того, как всех старших Романовых повыдавали замуж и переженили, Алексей подумал – и пригласил с собой на богомолье ближайших друзей. Князей Морозовых.

После войны со Швецией Алексей почти заставил Ивана принять княжеский титул. Чай, правая рука царская, на царской сестре женат, а все еще простой боярин? Несолидно!

Иван отмахивался, но потом-таки согласился. Князь… ну, пусть будет князь. Главное, что друг, а остальное не так важно.

Софья подумывала остаться в Кремле, но Алексей все же вытащил ее в поездку.

В этот раз выезд был организован по всем правилам. Кони в попонах, бояре в высоких шапках и парчовых кафтанах, стрельцы… Процессия медленно двигалась по улицам Москвы.

Убийца ждал своего момента. У него несколько возможностей выстрелить и уйти. Может быть – на пути туда, может – обратно. А может, и когда Алексей Алексеевич куда-нибудь поедет. Но в том и беда, что ездит он по своему желанию. Так его, почитай, год дожидаться можно. А вот эта поездка запланирована чуть ли не за полгода, грех не воспользоваться.

Убийца ждал. Выцеливал белый кафтан государя в мельтешении людей, лошадей, карет… И только когда почуял, что пуля полетит точно в цель, спустил курок.

Вот оно… В шуме и гаме выстрела сначала и не услышали. Лежать бы Алексею Алексеевичу на мостовой, но буквально за пару секунд до этого…

– Вань, а хорошо бы каменную Москву отстроить?

– Что?

Отвлекся Иван Морозов, задумался о своем, глядя на жену. Словно и не прожили они вместе эти годы – все так же она была для него хороша и любима. И ехала чуть позади, сидя в легкой открытой карете.

– Да, государь?

И чуть тронул коня, двигаясь вперед.

Вот этого «чуть» и хватило, чтобы оказаться на линии выстрела. Сначала никто и не понял, почему князь Морозов оседает, запрокидываясь назад.

Алексей бросил поводья, слетая с коня, подхватывая друга и понимая, что на его ладонях – кровь?! То есть… покушение?!

Кто-то вскрикнул, стрельцы кинулись на шум, поднялась суматоха… Ловили убийцу, загомонили люди, но все перекрыл безумный женский крик. И на московской площади воцарилась тишина. Люди молчали, и в полной тишине царевна Софья упала на колени перед своим мужем.

В груди князя Морозова алым зияла рана, лилась кровь, и царевна, стоя на коленях, зажимала ее, а руки были в крови и платье…

Синие глаза Ивана гасли, он попытался что-то сказать, но уже не смог. Только смотрел до последней секунды на жену. Смотрел, жалея, что не сможет пройти с ней до глубокой старости, потому что любит и не хочет оставлять ее одну. И видел в ее глазах то, что знал всегда.

Любовь. Искреннюю, сильную и безудержную. Не ту, о которой пишут поэты и поют менестрели. А другую. Когда человек – часть тебя. Души. Разума, сил, воли. И когда его забирают, остается пустота. А если ее слишком много – человек просто тонет в ней и тоже исчезает. Нельзя же жить в пустоте…

И сейчас эта пустота отражалась на лице проклятой царевны. Окружающие молчали, и было в молчании этом понимание. В единый миг она стала своей. Стала близка и понятна людям, стала родной, страдающей… Поздно!

Для нее все было поздно.

Это Алексей Алексеевич распоряжался стражей, это по его указаниям ловили убийцу, а царевна все так же стояла на коленях возле мертвого мужа – и никто не смел прикоснуться даже к краешку ее одежды. Настолько кощунственным казалось людям вторгнуться в это тяжелое, неизбывное горе.

Прервал его только Алексей Алексеевич.

– Сонечка… вставай, сестренка.

Царевна чуть качнула головой.

– Нельзя, чтобы Ваня, здесь, вот так… его надо домой. И тебе надо к