Шлепая босыми ногами по рассохшемуся паркету, Ивлиев вышел в прихожую, где стоял еще один старинный большой шкаф, в который он толком и не заглядывал ни разу по причине дикой нехватки времени. Сейчас его содержимое могло оказаться очень кстати. Гардероб был впечатляющим, только уж все больно ветхое. Наиболее крепкой оказалась коричневая кожаная летная куртка. Из брюк приличными были лишь солдатские форменные бриджи. Хорошо еще, что в шкафу нашлись старые кирзовые сапоги. Ну, по крайней мере, узнать его в таком наряде будет очень сложно. Тем более ночью. Этот вывод добавил Ивлиеву оптимизма, и тут же зазвонил телефон.
— Да?
— Василий, ты в квартире? — Голос майора был бодр и деловит. — Хорошо.
— Олег Николаевич, а как вы узнали, что я звонил?
— Джинна со дна Черного моря в бутылке вытащил. Он сидит и дежурит на телефоне, — недовольно проворчал Горюнов. — У меня же на столе селекторный аппарат телефонный стоит, забыл? Там восемнадцать лампочек, и твоя горит, значит, звонок был с твоего телефона. Ты что там, развлекаешься?
— А? Нет, Олег Николаевич, просто голова другим занята, вот и не дошло.
— Голова у оперативника должна всегда варить на полную катушку! Как это ты умудряешься об одном думать, а о другом нет? Ты меня не пугай, друг ты мой ситный. Давай докладывай, где пропадал, что нарыл.
— Ситуация предельно напряженная, Олег Николаевич. Знаете, что я нашел в шахте?
— Ты в шахту спускался? Ты спятил? Тебя же засекли! Там же формально подъемник не работает, а неформально им пользуются только бандеровцы, которые хотят уничтожить оборудование шахты и не дать ее запустить.
— Да понял я, понял, — с виноватым раздражением ответил Ивлиев. — Только не оборудование они хотят испортить. Там пострашнее дело. Я обнаружил около тонны взрывчатки. Еще немецкой. И не волнуйтесь, я спускался по лестнице, подъемником не пользовался. Они в разных стволах расположены. Да и высота того горизонта всего около шестидесяти метров. Попотел, конечно, но обошлось.
— Стой! — прикрикнул Горюнов. — Около тонны, говоришь? Когда они будут готовы взорвать шахту?
— Пока не знаю. Это не так просто. Да и приказа у них из зарубежного Центра пока нет. Кстати, я воспользовался тем паролем, что вы мне называли. Сработало. Жив и здоров, и теперь ко мне чуть больше доверия со стороны руководства националистического районного подполья. Кравец мне вроде бы поверил, а вот Коломиец…
— Коломиец в городе? — быстро спросил Горюнов.
— Да, я его видел всего пару часов назад.
— Так, что же делать? — пробормотал Горюнов. — Шахту чистить нельзя. Мы не просто спугнем их всех, мы получим неуправляемую толпу бандитов. Сейчас мы их планы знаем и намерения тоже. Сорви мы им главное их дело в городе, и все. На что они решатся? Может, у них есть не менее зловещий запасной вариант, а мы о нем ни сном ни духом.
— Я согласен, Олег Николаевич, шахту 16-бис трогать нельзя. Надо до последнего держать их в уверенности, что они смогут реализовать задуманное.
— Так, ладно. Будем думать. У нас есть еще агентурные сведения и сведения из-за кордона. Проанализируем. Ты пока сиди и носа не высовывай.
— Не могу, Олег Николаевич, — торопливо заговорил Василий. — Надо срочно увидеться с Белецким. Хочу уточнить схемы штреков и получить его подтверждение. Уж главный инженер шахты точнее всех скажет, что будет, если в конкретном месте заложить конкретное количество взрывчатки. А другим людям к нему соваться нельзя, он может не пойти на контакт. Вы же знаете, что он пьет запоем.
— Уже, кстати, не пьет. Страшный, бледный, глаза ввалились, но не пьет. Мы ведем наблюдение за Белецким.
— Ну, тем более надо ковать железо, пока оно горячо. У меня единственного из всей нашей конторы есть хоть какой-то контакт с ним. А сведения нам нужны срочно. Не забыли о тонне взрывчатки в шахте?
— Ладно, можешь. Но больше никуда!
Ивлиев отправился к главному инженеру шахты с обычными предосторожностями. Не факт, что националистическое подполье сняло наблюдение за Белецким. И то, что оперативники Горюнова не видят бандеровских наблюдателей, ни о чем не говорит. Там вполне могут оказаться люди с хорошей оперативной подготовкой, заброшенные из-за кордона.
На улице было тихо и влажно. Дождь перестал идти, и по каменной брусчатке центральных улиц бежали ручейки. Воздух был прохладным и неподвижным, казалось, что даже звук в нем не будет распространяться. Однако звук распространялся, и стук стоптанных каблуков кирзачей Ивлиева разносился по ночной улице довольно далеко. Снова через второй подъезд дома и через чердак Василий перебрался на лестничную площадку. Белецкий открыл сам. На удивление, вид у него был не заспанный, хотя лицо все же имело нездоровую бледность. Дополняли образ нацепленные на нос старинные очки в тонкой круглой оправе и наброшенный на плечи женский клетчатый платок.
— А, это вы, — не очень радушно произнес Белецкий, однако посторонился, пропуская гостя в квартиру и снова запирая дверь.
— Павел Архипович, — на ходу заговорил Ивлиев, — я хочу с вами проконсультироваться. У вас есть при себе какие-то схемы шахты, отдельных штреков?
— Есть, но так, чтобы полностью вам показать весь разрез шахты, такого нет. Это все хранится…
— Ладно, не надо полностью, — махнул рукой Василий, усаживаясь на стул у круглого стола, заваленного какими-то формулярами, таблицами. — Вы мне вот что расскажите. Штрек номер 5, он самый старый на вашей шахте, да?
— Да, в самом начале даже не предполагалась добыча подземным способом. Расчет был на добычу в карьере. А потом поняли, что все же первые угольные пласты на поверхность не выходят. И первые штреки пошли у нас на глубинах от шестидесяти до ста двадцати метров.
— А почему их бросили? Выработали пласты?
— Практически получилось так, что первые штреки захватили лишь голову пласта, а основное тело залегало ниже.
— И с 5-м штреком так же? — продолжал допытываться Ивлиев, еще сам толком не понимая, что же ему спрашивать и в каком направлении вообще вести опрос.