Она и приняла у меня роды. Но ребёнок не закричал. И тут поднялась паника. Забегали. Закричали: «Ах, отрицательный резус! Ах, маленький срок!.. Скорее ищите Алексея Владимировича, если он не ушёл!..»

Алексей Владимирович Грачёв

Мой и Сашин спаситель, наш ангел-хранитель, посланный нам Богом в лице Алексея Владимировича, – слава Богу, не ушёл! И мой Саня, да и я – сразу попали в его добрые золотые руки, под его надёжное крыло.

Алексей Владимирович Грачёв, врач-микропедиатр, призванием и профессией которого было спасать жизнь детей до двадцати дней от роду в самых сложных ситуациях, на счастье для меня и моего новорождённого сына, трое суток не уходил из роддома, находясь рядом с «трудным» ребёнком, а проще говоря, спасая хрупкую жизнь очередному младенцу. Поэтому «бравые ребята» – врачи, которые чуть не упустили моего ребёнка, – нашли Алексея Владимировича и вызвали в родильный зал…

Я после родов «уплыла в сон», лёжа в коридоре на каталке. Почувствовав, что меня будят, я проснулась и увидела прямо перед собой необыкновенные глаза – не просто изумительно красивые, серо-зелёные в пушистых ресницах, а глаза, потрясшие меня добротой, сопереживанием, глаза, которые смотрели прямо в душу – с такой сердечностью, с таким теплом, что я замерла от неожиданности.

«Я – Алексей Владимирович Грачёв, я буду вести твоего сына», – сказал мне обладатель этих необыкновенных глаз. И добавил: «Ребёнок очень трудный. Пока никаких прогнозов. Но я постараюсь сделать всё возможное. А ты – держись…»

И меня отвезли на каталке, чтобы переложить на кровать, – в огромную палату, в которой я оказалась тринадцатой. Но я не суеверная. Да и число тринадцать, после рождения моего младшего сына, стало одним из самых любимых: Саня появился на свет в 10 утра тринадцатого сентября (кстати, в день рождения моей сестры Ирины; и Александр Розенбаум тоже родился 13 сентября!).

На другой день рано утром в палату ввезли тележку с орущими младенцами. Когда всех грудничков раздали на кормление счастливым мамочкам, я поняла, что моего не привезли. И вот тут меня охватил животный страх за моего мальчика. Изо всех сил я пыталась сдержать слёзы, но они покатились ручьями, капая на пол, и я никак не могла остановиться. Младенцев увезли, а я всё сидела и безутешно рыдала. Чтобы как-то успокоиться и не нервировать молодых мамочек, я вышла из палаты. Увидев ведро с водой и швабру с тряпкой, приготовленные для мытья полов, подхватила их и принялась мыть палаты и коридор. А слёзы всё льются…

И вдруг мне навстречу идёт Алексей Владимирович. Он изумлённо смотрит на меня, моющую полы, потом видит мои слёзы. Забирает из моих рук швабру, ставит её рядом с ведром, берёт меня за руку и говорит: «Пойдём со мной!» Он подводит меня к двери, на которой написано «Палата интенсивной терапии», и говорит: «Вообще-то туда нельзя! Но – заходи!»

В палате в кювезе лежит мой малыш, весь в проводочках и трубочках. Спит. И… улыбается во сне!

«Вот видишь, он улыбается, а ты плачешь. Он сильный. Он нам помогает, а ты ему – мешаешь. Поняла?» – говорит мне Алексей Владимирович.

«Поняла!» – шепчу я. «Ты должна молиться за него. Крестить как можно раньше. И назвать его по святцам. Знаешь имена святых, чьи даты мы отмечаем в эти дни?» – «Нет», – говорю я.

«Завтра я принесу тебе святцы», – обещает мой дорогой доктор и отводит меня в мою палату.

На другой день я изучаю святцы, которые он принёс. 13 сентября – Геннадий и Киприан. 12-го – Александр Невский. Я спрашиваю, можно ли назвать мальчика Александром, ведь роды начались двенадцатого. «Конечно! – отвечает мне доктор. – Но 12-го он будет отмечать свой День Ангела».

Так я решила назвать своего малыша Александром.

Марина Викторовна

Через пять дней Алексей Владимирович говорит мне, что сегодня моего Александра, состояние которого уже не внушает опасений, перевезут в тринадцатую больницу, где он должен будет пробыть, чтобы окрепнуть, около месяца. А мне нужно полежать ещё дня два.

И я смотрю, как свёрток с моим Саней выносят из отделения и кладут в санитарную машину. Сердце моё сжимается от боли и волнения за моего мальчика, которого я успела уже безумно полюбить.

Алексей Владимирович видит, что со мной, подходит и говорит: «Не волнуйся! Я передаю его в руки моего любимого врача, Марины Викторовны! Так что не сомневайся – всё будет хорошо…»

Через два дня я возвращаюсь домой. Но каждый день в течение месяца я встаю в шесть утра и везу только что сцеженное молоко в тринадцатую больницу. Денег нет, но я всё равно еду на такси, чтобы молоко не пролить в давке метро, чтобы оно, не дай бог, не скисло в духоте. В больнице мы, «мамочки», гладим пелёнки и моем палаты. За это нас пускают к нашим детям. Я сама кормлю Саню, пеленаю, купаю, прижимаю к себе. И это уже немыслимое счастье!..

А потом мы сидим в большой комнате и сцеживаем молоко, чтобы оставить нашим деткам на последующие кормления. От пережитых волнений у большинства мам молока мало. У меня тоже. Но Марина Викторовна говорит мне, чтобы я не волновалась, – детишек докармливают смесями, но им очень важно получать именно материнское молочко, хотя бы понемногу.

И я тружусь – ем то, что полезно для лактации: например, гречневую кашу с молоком, пью чай с молоком. Ну и стараюсь как можно меньше переживать и волноваться. Хотя, конечно, я безумно уставала, потому что спала совсем мало – ведь нужно было заботиться и о Васе, несмотря на всю его разумность и самостоятельность. Покупать продукты, готовить еду.

В институте я тоже не брала академический отпуск. Поэтому, по мере возможности, читала, писала, готовилась – ведь у меня остались «хвосты», поскольку осеннюю сессию я пропустила.

Было трудно, но самое страшное осталось позади. Спустя полтора месяца после появления на свет мой Саня наконец приехал домой, на Смоленскую набережную.

Дома нас ждали Вася и мама с папой. Василий, отогнув уголок одеяла, в которое Саня был завёрнут, заглянул внутрь и сказал: «Что это?!» На него внимательно смотрели две круглые пуговички – глаза брата. Пиноккио, да и только!..

Вася, которому тогда было всего 12 лет, оказался любящим, внимательным братом и надёжным помощником. Когда я уезжала на работу или в институт, я спокойно оставляла детей вдвоём: Вася мог покормить, перепеленать, искупать. Он легко со всем этим справлялся – брал маленького под мышку и нёс в конец коридора, в ванную…

Один раз, правда, вернувшись, я неожиданно увидела странную картину: расстроенный, сердитый Вася сообщил, что они «поссорились, потому что Саша