От этой мысли по коже у нее побежали мурашки.
Но этого просто не может быть, успокаивала она себя. Я слишком хорошо знаю его репутацию, чтобы допустить, что он на такое способен.
Сински познакомилась с Робертом Лэнгдоном четыре дня назад на борту транспортного самолета «C-130», переоборудованного в мобильный координационный центр Всемирной организации здравоохранения. В восьмом часу вечера этот самолет приземлился в аэропорту Ханском-Филд в пятнадцати милях от Кембриджа, штат Массачусетс. Сински не знала, чего ждать от беседы со знаменитым ученым, с которым она договорилась о встрече по телефону, и была приятно удивлена, увидев, как он уверенно поднялся по трапу и приветствовал ее открытой улыбкой.
– Полагаю, вы и есть доктор Сински? – произнес он, крепко пожимая ей руку.
– Профессор, для меня большая честь познакомиться с вами.
– Это для меня честь. И спасибо за все, что вы делаете.
Лэнгдон оказался высоким привлекательным мужчиной с хорошими манерами и низким голосом. Судя по всему, он явился в том, в чем читал лекцию в университете, – твидовом пиджаке, брюках цвета хаки и туфлях из тонкой кожи. Оно и понятно: ведь его привезли из кампуса сразу, как только нашли. Он выглядел слишком моложавым и спортивным для своих лет, что напомнило ей о собственном возрасте. Я почти гожусь ему в матери.
Она устало улыбнулась.
– Спасибо, что согласились приехать, профессор.
Лэнгдон кивнул на хмурого помощника, которого Сински посылала за ним.
– Ваш приятель не оставил мне выбора.
– Вот и славно. За это я ему и плачу.
– Красивый амулет, – заметил Лэнгдон, глядя на ожерелье. – Лазурит?
Сински кивнула и опустила взгляд на украшение из синего камня в виде змеи, обвивающей жезл.
– Современный символ медицины. Вам наверняка известно его название «кадуцей».
Лэнгдон поднял взгляд, как будто собирался что-то сказать.
Она ждала. Что?
Однако он передумал и, вежливо улыбнувшись, сменил тему:
– Так зачем я вам понадобился?
Элизабет жестом пригласила его в импровизированный отсек для совещаний с металлическим столиком посередине.
– Присядьте, пожалуйста. Я хочу вам кое-что показать.
Лэнгдон прошел к столику, и Элизабет отметила про себя, что профессор, хоть и был явно заинтригован неожиданностью встречи, не проявлял ни малейшего беспокойства. Он очень уверенный в себе и самодостаточный человек. Интересно, сохранит ли он такое же самообладание, когда узнает, зачем его привезли?
Дождавшись, когда Лэнгдон устроится за столиком, Элизабет без всяких преамбул передала ему предмет, который они изъяли из ячейки флорентийского банка менее двенадцати часов назад.
Лэнгдон внимательно осмотрел маленький резной цилиндр, а затем коротко изложил ей то, что она и так уже знала. Цилиндр представлял собой старинную печать, которую можно было использовать для печатной графики. На нем было вырезано жуткое изображение трехглавого Сатаны и слово «saligia».
– Saligia, – продолжил Лэнгдон, – это латинское мнемоническое обозначение…
– Семи смертных грехов, – закончила фразу Элизабет. – Да, это мы уже выяснили сами.
– Что ж… – Лэнгдон был явно озадачен. – И по какой же причине вы хотели мне это показать?
– Причина есть.
Забрав цилиндр, Сински принялась его энергично встряхивать, и внутри загремел шарик генератора.
Лэнгдон непонимающе следил за ее манипуляциями, но не успел он спросить, что она делает, как кончик цилиндра засветился, и Элизабет направила луч на гладкую стенку переоборудованного самолета.
Тихонько присвистнув, Лэнгдон придвинулся ближе к изображению на стене.
– «Карта ада» Боттичелли, – объявил он. – Иллюстрация Дантова ада. Хотя вы, наверное, и так уже это знаете.
Сински кивнула. Благодаря Интернету ей с помощниками удалось идентифицировать картину, но ее удивило, что автором был Боттичелли, которого она знала по его светлым, полным идеализма шедеврам «Рождение Венеры» и «Весна». Сински очень нравились эти картины, хотя они и символизировали плодородие и создание жизни, что являлось лишним напоминанием о ее трагическом бесплодии, о том единственном, чего была лишена ее плодотворная во всех других отношениях жизнь.
– Я надеялась, – сказала Сински, – что вы расскажете мне о символике, скрытой в этой картине.
Впервые за время встречи Лэнгдон проявил неудовольствие.
– И вы позвали меня за этим? Мне показалось, что речь шла о чем-то очень срочном.
– Я вас очень прошу.
Лэнгдон тяжело вздохнул.
– Доктор Сински, вообще-то, если вы хотите узнать о конкретной картине, лучше обратиться в музей, где она хранится. В данном случае это Ватиканская апостольская библиотека. У Ватикана есть превосходные иконописцы, которые…
– Ватикан меня ненавидит.
Лэнгдон ошарашенно на нее посмотрел.
– И вас тоже? Я-то считал, что только меня.
Она грустно улыбнулась.
– ВОЗ считает, что широкая доступность противозачаточных средств является ключевым фактором как предотвращения болезней, передающихся половым путем, например СПИДа, так и контроля рождаемости, а следовательно, и здоровья человечества.
– А Ватикан думает иначе.
– Именно. Он приложил огромные усилия и потратил безумные деньги на то, чтобы в странах третьего мира контрацепцию считали злом.
– Да, верно. – Лэнгдон понимающе улыбнулся. – Кому, как не восьмидесятилетним старцам, давшим обет безбрачия, учить мир, как заниматься сексом?
Лэнгдон нравился ей все больше и больше.
Она снова потрясла цилиндр, чтобы зарядить аккумулятор, и опять направила луч на стену.
– Профессор, смотрите внимательнее.
Лэнгдон подошел к изображению и наклонился, чтобы разглядеть получше, и вдруг застыл на месте.
– Странно. В картину внесены изменения.
Быстро заметил.
– Да, и я прошу вас сказать, что эти изменения означают.
Лэнгдон замолчал и снова стал разглядывать изображение, задержавшись взглядом сначала на десяти буквах, составлявших слово «catrovacer», затем на чумной маске и, наконец, на странной цитате о «глазах смерти».
– Кто это сделал? – спросил Лэнгдон. – Откуда это у вас?
– Вообще-то, чем меньше вам сейчас известно, тем лучше. Но я очень рассчитываю, что вы сможете проанализировать эти изменения и рассказать нам, что они означают.
– Здесь? Прямо сейчас?
Элизабет кивнула.
– Я понимаю, что с нашей стороны это некрасиво и нескромно, но я не могу передать, как это важно для нас. – Она помолчала. – Это может быть вопросом жизни и смерти.
Во взгляде Лэнгдона отразилась тревога.
– Расшифровка может потребовать времени, но раз вы говорите, что для вас это так важно…
– Спасибо! – Сински не дала ему закончить, боясь, что он передумает. – Вам надо кому-нибудь позвонить, предупредить?
Лэнгдон покачал головой и сказал, что намеревался провести выходные в тишине и одиночестве.
Отлично. Она усадила его за столик и предоставила в его распоряжение проектор, принадлежности для письма и ноутбук с надежной спутниковой связью. Теряясь в догадках, что могло заинтересовать ВОЗ в картине Боттичелли, Лэнгдон послушно принялся за работу.
Полагая, что Лэнгдону может потребоваться не один час, причем без гарантии успеха, Элизабет устроилась рядом и погрузилась в работу со своими документами. Время от времени она слышала, как профессор встряхивал цилиндр и что-то записывал в блокнот. Не прошло и десяти минут, как Лэнгдон отложил карандаш и объявил:
– Cerca trova.
Сински подняла взгляд.
– Что?
– Cerca trova, – повторил он. – Ищите и обрящете. Вот что значат эти буквы.
Сински тут же подсела к нему и зачарованно выслушала его рассказ о том, что порядок кругов
