— Что здесь происходит? — громко спросила писательница, и от неожиданности все разом смолкли.

Майер, Ульрих, Касс, Адам Шруттель и…

— Вы? Вы написали вот это? Это написали вы?

Довольно милая дама в синей старомодной шляпке с вуалью прижимала к себе… ее роман! Папка удивительно подходила шляпке по цвету.

— Да. Это написала я. А в чем, собственно, дело?

А дело было в том, что ее верные слуги не хотели будить госпожу Энтин. Хозяйка ввечеру вернулись поздно и еще не завтракали… Понятно. Спасибо, конечно, но завтрак, похоже, придется отложить. А может, не стоит? Очень кушать хочется.

— Вы завтракали?

— О! Как невежливо… Мы рано. Мы столкнулись с вами вчера, и я…

— Я прекрасно помню, господин… Адам Шруттель? Издательство «Семь Вестников», если не ошибаюсь.

— О! Вы…

— Пожалуйста, проходите. Я вижу, что вы принесли рукопись. Так вы завтракали?

— Мы сразу к вам! Милая, я читала ваш роман всю ночь! Это потрясающе! Мой муж будет его издавать!

Этих слов было достаточно, чтобы Касс, Ульрих и Ганс тут же сменили гнев на милость.

С тех пор как Агата в тот злополучный вечер съела немногим больше, чем обычно, Касс готовил… Много он готовил. И вкусно. Поэтому завтракали все вместе. У четы Шруттель оказался хороший аппетит, что моментально расположило к ним повара. Агата настояла, чтобы солдаты тоже присоединились, и дело пошло.

Обсуждали ее роман. От Адама Агата узнала о том, что монополия фон Бикка в городе, оказывается, была достигнута успешным издателем не совсем честным путем. Гнев Шруттеля дошел до того, что, возбужденный, он чуть было не употребил относительно барона фон Бикка не совсем приличное слово. Одного взгляда его жены было достаточно, чтобы ракви, тут же порозовевший от стыда, осекся, однако писательница заметила в этом взгляде полную солидарность с мужем. Надо же. Она и не подозревала о том, насколько нечестную игру ведет Бикк в издательском бизнесе Отторна.

Позже речь зашла о финансировании. Писательница была готова рискнуть всем, что у нее было, но, как тут же выяснилось, не она одна. Госпожа Райа Шруттель изъявила желание выгодно (женщина выделила это слово особенно) вложить свои сбережения, однако ей пришлось отстаивать это право, поскольку Ульрих, Майер и Касс настаивали, что так же готовы предложить свои пенсии ради общего дела и это не обсуждается!

Таким образом, получалась очень даже неплохая сумма, покрывающая все расходы. Господин издатель немного успокоился, и когда он заговорил о рекламе, оформлении, бумаге и юридических вопросах, Агата тут же вспомнила фразу, которую ракви так часто повторял в тот удивительный вечер: «Адам Шруттель что-то в этом понимает!»

Завтрак плавно перетек в обед. Все так увлеклись, что опомнились лишь тогда, когда за окном уже сгустились сумерки. Обсудив детали, они расстались абсолютно счастливыми. Удивительно, но так бывает. Встретились — и сразу стали… родными.

— Госпожа Агата! Куда вы?

Ульрих, Майер и Касс… Они смотрели на нее, все трое, с немного раскрасневшимися лицами, горящими глазами. Ком подступил к горлу. Она не подведет! Она все преодолеет. Ради тех, кто не бросил в трудную минуту. Ради тех, кто ее любит.

— Я скоро вернусь. Это недолго. Мне надо… уладить кое-какие дела.

— Да как вы смеете? Мой отец…

Канцлер фон Гиндельберг шел по коридору дворца, когда, подходя к кабинету, в котором обосновался следователь Майнц, услышал высокий девичий голос.

— Вы уж определитесь, — устало проговорил следователь, — вы борец за свободу, готовый идти на смерть, отстаивая политические интересы родной страны, или избалованная дочь высокопоставленного папеньки?

Канцлер усмехнулся — тонко подмечено. Постоял еще немного и бесшумно вошел.

Майнц вытянулся по стойке смирно. Девица недовольно поджала губы.

— Перстень обнаружили? — спросил фон Гиндельберг.

— Так точно. В шкатулке. Среди других драгоценностей.

— Оригинально… И что, его даже не пытались спрятать?

— Никак нет.

— В самом деле? Что ж так, дорогая маркиза? — бросил барон задержанной. — Нам повезло, что эта зеленая с золотым отливом поросль оказалась совершенно неопытна в подобных делах. — Эту фразу канцлер пробормотал, уже обращаясь к Майнцу.

— Наша кровь прольется не просто так. Она прольется за свободу. И, напитанная ею, она придет на нашу многострадальную землю!

— О как… — Склонив голову набок и медленно сложив руки на груди, барон перевел взгляд на следователя. — Кто их так изумительно обработал?

— Отрабатываем связи.

— Мы вам ничего не расскажем! — попыталась обратить на себя внимание девушка, которую уже давно никто не слушал.

— Откуда они взяли яд?

— Все истории начинаются и заканчиваются с одного и того же, — вздохнул следователь, — где взяли яд…

— Именно. Его можно отследить?

— Я требую встречи с адвокатом, — занервничала маркиза. — Допрашивая меня в его отсутствие, вы нарушаете мои гражданские права!

Следователь и канцлер переглянулись. Оба с сожалением посмотрели на миловидную дурочку.

— Ваш отец, равно как и отцы оставшихся пяти «борцов за свободу», что принимали участие в этом нелепом заговоре, в данную минуту находится у короля. Вы об этом знаете?

В глазах маркизы блеснуло торжество.

— Понятно. Догадываетесь. А знаете, о чем все они молят сейчас его величество?

— Они требуют, — девушка выделила это слово, — чтобы нас отпустили. Немедленно!

— Ошибаетесь, — грустно улыбнулся канцлер. — Они умоляют, чтобы опала не коснулась их домов. Чтобы казнили только тех шестерых, что покусились на его величество, и сделали бы это не публично, на глазах у всех, а в камерах, не привлекая особого внимания.

— Это неправда! — послышалось у него за спиной, но канцлер уже направился к двери.

— Найдите того, кто все это затеял, — приказал он Майнцу, уже не оборачиваясь.

В дверях фон Гиндельберг столкнулся с незнакомым ему следователем. Видимо, помощником Майнца. У молодого человека глаза горели от возбуждения:

— Господин Майнц! Господин Майнц! Мы их нашли! Всех!

— Пауль! — рявкнул старший следователь. — Ты… что творишь? Приношу