Эрик фон Гиндельберг вздохнул. На вопросы следователя Майнца не было ни одного ответа. Да что там ответа? Ни одной приличной версии! Вот что за бред творится вокруг поместья Лингеров?

Стук в дверь. Госпожа фон Лингер, бросив извиняющийся взгляд на мужчин, встала и открыла дверь.

На пороге стоял солдат из госпиталя. Агата в сотый раз подумала о том, какая же у этого молодого человека улыбка — открытая и светлая. Люди, умеющие так улыбаться, плохими быть просто не могут, наверное.

— Госпожа фон Лингер! Ужин где прикажете накрыть?

Парень смотрел на нее с такой тревогой, словно и не о еде спрашивал.

— Все поправятся, Ульрих, — улыбнулась ему хозяйка дома, правильно прочитав долгий, испытывающий взгляд.

— Хорошо! Я нашим скажу, а то они дергаются. — Слова были произнесены с такой благодарностью, что сердце хозяйки дома сжалось.

Но молодой человек, вновь став серьезным, спросил:

— Так где? Где прикажете накрыть ужин? И на сколько персон?

— Думаю, на четверых можно накрыть у господина Эрика в спальне. Не совсем прилично, но сегодня обойдемся без этикета.

— А остальным?

Агата посмотрела на молодого человека умоляюще: «Я слабая, беззащитная женщина, и у меня был очень тяжелый день… Пожалуйста-а-а… Сходи и спроси!»

Ульрих же ответил ей взглядом не менее выразительным: «Я, конечно, мужчина. И вообще — храбрый солдат. Но я сбегу, если мне придется совершать такие подвиги!»

Хозяйка дома вспомнила, что родственники все-таки ее. А Ульрих ни в чем не виноват. Вздохнула. И под восхищенным взглядом несчастного пошла на другую половину дома.

Вилла дверь не открыла, от еды отказалась. Попросила подать ей в комнату стакан молока, свежую булочку. И отварной говядины. Ни в коем случае не соленой.

Агата вздохнула — она понятия не имела, что повар готовил на ужин, а также было ли в доме молоко.

— Посмотрю, что можно сделать, — сообщила хозяйка закрытой двери и постучала еще в одну.

Та мгновенно распахнулась, словно фрау Берта сидела в засаде и ждала этого с самого утра.

— Добрый вечер. Где вам накрыть ужин? — спросила у свекрови Агата, всей душой радуясь, что успела-таки отскочить и дверь не расшибла ей голову.

— Что с Ульрихом? Где мой сын?

— Он задержан. И находится под арестом. В Орне.

— Где Конрад?

— Понятия не имею. Он что, тоже пропал?

— Вилла спрашивала о нем. Теперь, что касается Ульриха, Агата. Если тебе так уж хочется всех нас унизить, а ты всегда получала от этого удовольствие — хорошо. Пусть мальчик побудет там эту ночь. Может, хоть это его чему-то научит. А с утра поезжай, забери заявление.

— Я не очень понимаю, зачем мне это делать, — холодно ответила Агата. — Ульрих практически разорил нашу семью. А теперь украл и последнее.

— Змея! И как тебя только земля носит! Вползла в нашу семью, развратила моих сыновей! Сколько там было денег? — Фрау Берта смотрела с такой нескрываемой ненавистью, что…

Интересно, свекровь всегда ее так сильно не любила? Наверное, да. Но раньше Агата как-то не обращала на это внимания. Заваривала чай Людвигу, спасая от головных болей и бесконечной простуды, правила тексты, ездила к издателю, утверждала обложки, следила за рекламой и, как могла, вела хозяйство.

Агата смотрела в маленькие налитые кровью глазки, в искаженные болью и злобой черты. На секунду ей показалось даже, что фрау Берта… безумна?

Мысли вихрем проносились в голове, но писательница все же нашла в себе силы, и, сделав глубокий вдох и выпрямив спину, не без удовольствия озвучила сумму.

— Я бы за вашу писанину и монетки не заплатила! Забери. Подавись! Я отдам деньги.

— Что?

— Не будет же мой мальчик сидеть в тюрьме на самом деле.

— Но, постойте, фрау Берта. Я не совсем понимаю… Когда Людвиг говорил о вас и о Вилле с Ульрихом, у меня создалось впечатление, что…

— Мы чуть ли не бедствуем? Это не так.

— Тогда… Почему? — От злости и обиды стало трудно дышать. — Почему Людвиг оказался после ранения один, без поддержки?

— Сын пошел против моей воли — отправился служить в армию! Сама подумай, какой из этой рохли солдат? Я выхлопотала ему тепленькое местечко с таким трудом! Вместо того чтобы быть рядом, проявляя свою благодарность, этот… А ты? Что он притащил в мой дом?! Ты себя в зеркало видела? Бледная, рябая… бездетная! А я такую невесту ему подыскала…

— Фрау Берта. Оставим взаимные оскорбления. Лучше скажите мне… Нет, я правда пытаюсь понять. Шла война. Все служили!

— Какая же ты глупая. Варианты были всегда. А сын — он ведь очень и очень упрям. Вот я и решила: пускай. А потом, после ранения… Нет бы — прийти домой, покаяться. Попросить прощения… Хотя нет. Я бы не простила. Слишком уж на отца похож.

— Поэтому вы специально тянули деньги, сознательно разоряя нас?

— Думай, что хочешь, я перед тобой отчитываться не обязана! Людвиг все пытался доказать, что он чего-то стоит. Эти его глупые книжки, нелепая женитьба на тебе, попытки прыгнуть выше головы. Он должен мне! За все мои труды и страдания! За несбывшиеся надежды. А ты… О, ты нигде не пропадешь! Я смотрю, ты неплохо устроилась! Откуда у тебя такие деньги, а? Продала книгу моего мальчика? Ты украла ее!

— Украла что? «Глупую книжонку»?

— Не цепляйся к словам, неблагодарная! Я выведу тебя на чистую воду! Мой мальчик…

— Ваш мальчик сбежал. И это еще вопрос, от кого именно — от вас или от меня.

— Людвиг слаб. А ты его окончательно добила.

Агата постояла. Помолчала. И сказала, глядя фрау Берте прямо в глаза:

— Если я заберу заявление, я хочу, чтобы вы вели себя в доме спокойно. Никаких скандалов. Никаких обвинений либо оскорблений в мой адрес. То же касается остальных обитателей дома — как родственников, так и нанятых мною на работу людей. Мирно сосуществуем и ждем Людвига. Думаю, он вскоре объявится. Когда это