Они чинно ехали по укатанной дороге к поместью. Стемнело. Эрик вел аккуратно. Скорость была небольшая. В кресле у камина Агата уснула и теперь, поскольку мужчины ждали, пока она проснется, чувствовала себя неловко. Дорога была скользкой, и донимать барона разговорами она не решалась, поэтому просто думала, глядя в темное окно мобиля.

Она могла изначально поставить себя так, чтобы семья Людвига воспринимала ее как хозяйку поместья. Или хотя бы заявить хоть раз, что половина работы над любой книгой фон Лингера — ее.

Так… почему?

Почему она все это время позволяла так с собой обходиться? Мужу, его родственникам, издателю. Почему ей не пришло в голову сказать «нет», когда Вилла требовала у них денег, или хотя бы воспротивиться тому, что семейство Лингеров поселилось у них в поместье?

Она боялась? Кого? Мужа? Свекрови?

Сколько вопросов. И если на них ответить, то, наверное, станет понятно, что не так с ее жизнью. Вот только ни на один из них она ответить не может. Или… не хочет?

Рано потерявшая родителей, она прекрасно понимала, насколько больно остаться одной. Без родных. Конечно, она не хотела Людвигу такой судьбы. Зная, как для него это важно, делала все, чтобы не стать причиной ссор и раздоров мужа с его собственной семьей.

Гораздо проще было просто прыгнуть на заднее сиденье старенького мобиля Цверга, чтобы окунуться в расследование с головой и не лезть в неприятности. Не создавать конфликтных ситуаций. Не слышать визгливых воплей свекрови.

А… Людвиг? Она и правда не замечала, что последнее время он охладел к ней? Или, может быть, все-таки не хотела замечать? Все списывала на усталость, раздражительность творческой, тонкой натуры, на головную боль, в конце концов. Это же проще, чем всерьез, по-настоящему задуматься о том, что происходит в их личных отношениях. Но дело даже не в этом. В собственном нежелании конфликтовать с окружающими она еще могла себе признаться.

Гораздо труднее было признаться самой себе в том, что со временем истории, которые рассказывал ей муж-писатель, стали для нее интереснее самого Людвига фон Лингера. Работа над текстом — важнее совместных ужинов.

Как часто она работала почти до утра и, чтобы не будить мужа, ложилась отдельно? Когда последний раз они с мужем говорили о чем-нибудь, что не связано с книгой? О погоде за окном, а не о времени суток в той или иной сцене? Об их личных планах на будущее, а не о том, вводить или нет еще одного второстепенного героя?

Она перестала быть для него женой, она стала компаньоном по бизнесу. Но даже если и так? Почему бы не поговорить по-человечески? Ты полюбил другую? Так скажи мне об этом! Зачем же… Неужели я такое чудовище, что меня легче отравить, нежели о чем-то договориться?

Агате вдруг стало так горько и больно от собственных мыслей, что защипало в носу. Она опустила голову и стала искать в сумочке чистый платок.

Хлопок. Глухой, но мощный. Звук, конечно, не оглушил, но рычание собак на заднем сиденье вдруг стало таким, будто Эльзу и Грона завалили подушками. Или мешками с песком. Визг тормозов. Она, наверное, разбила бы лицо, если бы не нагнулась. Как, оказывается, полезно вовремя пожалеть себя.

Это была последняя мысль, а кровь на белой манжетке клетчатого платья — последнее, что она видела.

Барон пытался удержать мобиль на узкой скользкой дороге, с тревогой поглядывая на женщину, которая, казалось, просто уснула.

— Эльза! Агата!

Собака протиснулась между сиденьями, лизнула женщину в лицо. Та очнулась, вдохнула поглубже и изо всех сил вцепилась в теплую шерсть: не закричать, не помешать, не сбить концентрацию водителя…

Машину бросало из стороны в сторону, но Эрику каким-то чудом удавалось держать дорогу.

— Агата, достаньте из ящика прямо перед вами огнестрел и положите мне его под правую руку.

Женщина молниеносно выполнила приказ.

— Умница, — не отрывая взгляда от дороги, кивнул барон. — Теперь пластину связи из бокового кармана, мне не выпустить рычаги управления.

— Готово.

— Хорошо. Нажмите единицу. Нам понадобится помощь.

— Дальше?

— Расстегните на собаках ошейники, — по-прежнему спокойно командовал барон.

Умные Грон и Эльза по очереди подставили головы.

— Отлично! Теперь самое главное, Агата… Ваша задача — забиться как можно глубже под сиденье.

— Нет! Я…

— Задача — забиться под сиденье! — Барон сказал это так, что не подчиниться было невозможно, при этом голос его стал тише и мягче…

Свернувшись клубком под сиденьем, Агата услышала:

— Эльза, охранять!

Мобиль остановился. Эрик выхватил из внутреннего кармана странный изогнутый нож. Полоснул себя по ладони и только после этого схватил окровавленной рукой огнестрел.

Распахнул дверь, вынырнул наружу. Сразу за ним черной тенью метнулся Грон. Эльза не шелохнулась.

Выстрелы. Крики. Рычание Грона.

Агата видела Эльзу. Собака нервно дергала ушами, но сидела неподвижно. Потому что получила приказ.

— Эльза, — прошептала Агата.

Странный звук. Звон разбитого стекла. Вой…

— Эльза! Нет! — Собака прыгает в разбитое лобовое стекло, цепляя лапами острые осколки…

Тишина.

Агата думала, что звуки боя — это страшно… Да. Конечно. Но вот эта тишина…

— Эльза… — тихонько позвала.

В ответ — ничего.

— Эрик? Грон?

Она вылезла из-под сиденья, открыла дверь. Выбралась в темноту, чуть подсвеченную кристаллами мобиля.

— Эрик! — Она подбежала к мужчине, раскинувшемуся на снегу.

Холодно. Темные пятна на белом в тусклом свете кристаллов.

— Не пострадала?.. — еле слышно.

— Вы живы!

— Багажник. В боковом кармане сумки пузырьки. Они подписаны. Влей…

Агата побежала к машине. Сумка, сумка, сумка… Боковой карман…

Пальцы дрожали, от слез расплывались предметы. Одна сумка, вторая. Где… Где же это… Нашла!

Барон поморщился, с трудом глотая сероватую густую жидкость.

Рядом лежал Грон. Пес шевельнул хвостом, когда Агата склонилась над ним.

— Давай, надо выпить!

— Ууууууу…

К Эльзе Агата шла медленно, стараясь не думать о плохом, но слезы все