– Да.

Я еле слышно зарычала.

Каланта улыбнулась.

– Как вы неласковы. Разве так уж трудно постоять в неудобной позе ради любимого?

Я хмуро зыркнула на нее, готовя язвительный ответ, но прикусила язык, будто увидев женщину по-новому. Она всегда держалась со мной отчужденно. И вдруг я вспомнила собственные слова, сказанные ей однажды. Мне кажется, ты немного заигрываешь с силой. С силой, которой она боится бросить вызов. Каланта, как дикая кошка, ходит кругами возле ловушки, пытаясь сообразить, как добраться до наживки и не угодить в капкан.

Она резко обернулась, словно почуяв, что я проникла в ее тайные мысли.

– Погоди. – Я спрыгнула с колоды и схватила ее за запястье. Каланта посмотрела на руку с таким видом, будто я обожгла ее своим прикосновением. До меня вдруг дошло, что ни разу я не видела, чтобы она вообще до кого-то дотрагивалась. Не считая пинков и тычков мне в спину.

– Почему ты помогла Комизару убить отца? – спросила я.

Каланта, обычно бледная, совсем побелела.

– Это не ваше дело.

– Я очень хочу это понять и уверена, что ты хочешь мне все рассказать.

Она рванула руку, освобождаясь.

– Это скверная история, принцесса. Слишком неприятная для ваших нежных ушек.

– Дело в том, что ты его любишь?

– Комизара? – с ее губ сорвался смешок. Каланта помотала головой, и я почти увидела, как в душе у нее шевельнулось что-то огромное и крайне неприятное.

– Пожалуйста, – снова заговорила я, – я знаю, что ты препятствуешь мне, но и помогаешь. Тебе трудно, ты с чем-то борешься, что-то преодолеваешь. Я не выдам тебя, Каланта. Обещаю.

Воздух звенел от повисшей тишины. Я не дышала, боясь отпугнуть ее малейшим движением.

– Да, я его люблю, – призналась Каланта, – но совсем не так, как вы себе представляете.

Она подошла к окну, долго смотрела на улицу, а потом наконец заговорила. Ее голос звучал ровно, бесстрастно, как будто она рассказывала о ком-то другом.

Она была дочерью Кармедеса, рахтана. Ее мать, кухарка в Санктуме, умерла, когда Каланта была еще совсем ребенком. Ей исполнилось двенадцать лет, когда Кармедес захватил власть, став 698-м Комизаром Венды. Отец был подозрительным и вспыльчивым, тяжелым на руку, и Каланта старалась поменьше попадаться ему на глаза.

– В пятнадцать лет я полюбила мальчика из клана Меурази. Он часто рассказывал мне легенды клана, истории о других временах. Я слушала их и забывала о собственной горемычной жизни. Мы скрывали от всех наши отношения и сохраняли тайну почти целый год. – Ее плечи заходили ходуном, и она не сразу продолжила рассказ. – Но однажды отец застал нас на конюшне. Непонятно, почему он так вспылил. Он годами не проявлял ко мне никакого интереса, но тут просто разбушевался.

Она присела на табурет одной из портних и заговорила о нынешнем Комизаре, который был тогда Убийцей. Он был совсем молодым, восемнадцати лет, когда нашел на соломе в стойле два окровавленных тела – мертвого юношу и полумертвую Каланту. Убийца перевязал ее и вызвал целителя.

– Следы от побоев прошли, кости срослись, на месте вырванных волос выросли новые, но кое-что ушло безвозвратно. Тот юноша и…

– Твой глаз.

– Я пролежала в постели несколько мучительно долгих недель, и за это время отец навестил меня один раз. Смерил меня взглядом, будто хотел плюнуть, и сказал, что, если я еще раз позволю себе что-то подобное, он выбьет мне второй глаз и все зубы. Он-де не желает плодить бастардов, которых и так слишком много бегает по Санктуму. Когда я снова смогла ходить, то пошла к Убийце, разжала его ладонь и положила на нее ключ от тайных покоев отца, а потом поклялась ему в верности. Вечной. На другое утро мой отец был мертв.

Она встала, измученная, обхватив себя за плечи.

– Так что если вам кажется, принцесса, что я веду себя то так, то этак, это объясняется просто: иногда я вижу человека, которым стал Комизар сейчас, а иногда вспоминаю, каким человеком он был.

Каланта направилась к двери, но я окликнула ее.

– Вечность – большой срок, – сказала я. – Когда же ты вспомнишь саму себя, Каланта?

Она помедлила на пороге, не отвечая, и вышла, притворив дверь.

Ждать пришлось так долго, что я пропустила момент, когда дверь снова открылась. Это был Комизар. Сначала он окинул взглядом платье, только потом заглянул мне в лицо. Закрыл дверь и снова принялся внимательно меня рассматривать.

– Наконец-то, – заметила я.

Он пропустил это мимо ушей, неторопливо ходя вокруг меня. Глаза его ощупывали меня так беззастенчиво, что я невольно залилась румянцем.

– Полагаю, я сделал хороший выбор, – сказал он наконец. – Красный тебе к лицу.

Пытаясь как-то разрядить обстановку, я улыбнулась.

– Неужели, Комизар, вы решили проявить ко мне доброе расположение?

– Я могу быть очень добрым, Лия, если ты дашь мне такую возможность. – Он подошел ближе, глаза подернулись поволокой.

– Хотите, я позову портних? – предложила я.

– Не сейчас, – теперь он был совсем близко.

– Мне непросто двигаться в платье, сколотом булавками.

– Я и не прошу, чтобы ты двигалась. – Комизар встал передо мной и пальцем нежно провел по рукаву сверху донизу. Его грудь вздымалась, но видно было, что он держит себя в руках. – Ты проделала большой путь от платья из мешковины, которое носила вначале.

– Какое там платье. Это был мешок.

Он улыбнулся.

– Совершенно верно, – протянув ко мне руку, он вытащил одну булавку. Ткань на плече опала. – Этот наряд лучше?

Я мгновенно ощетинилась.

– Приберегите свои обольстительные уловки для нашей брачной ночи.

– Меня находят обольстительным? Так, может, стоит вытащить еще одну булавку?

Я сделала шаг назад, но неохотно, так как боялась, что этим только раззадорю Комизара. Вместо этого я попыталась отвлечь его, сменив тему, и обратила внимание на то, что на нем одежда для верховой езды.

– Вы куда-то собираетесь? Какое-то дело требует вашего отъезда?

– Нет.

Выбирая следующую булавку, он снова протянул руку, но я решительно отвела ее в сторону.

– Вы пытаетесь соблазнить меня или изнасиловать? Раз уж мы договорились быть друг с другом честными, я хотела бы понимать, к чему мне готовиться и как себя вести.

Комизар схватил меня за руки, и я поморщилась от укола сразу нескольких впившихся в тело булавок. Он притянул меня к себе и прижался губами к моему уху.

– Почему ты осыпаешь нежностями Убийцу, а не своего суженого?

– Потому что Каден не требовал от меня нежностей. Он их честно заработал.

– Разве я не добр к тебе, Джезелия?

– Ты был добр однажды, – шепнула я, наклонившись к его щеке. – Я знаю это. И у тебя было имя. Реджинос.

Комизар отпрянул, словно я окатила его холодной водой.

– Настоящее имя, – продолжала я. – Имя, данное тебе матерью.

Он попятился к очагу, весь его задор испарился.

– У меня нет матери, – огрызнулся он.

Кажется, я нащупала и вскрыла один из немногих сосудов в его теле, где еще текла горячая кровь.

– Мне не составило бы труда поверить, что