– Ты ее толкнул? – переспросил я.

– Аккуратно, – пояснил он. – Она чуть было не рванула через весь зал, чтобы заслонить тебя от Убийцы.

Я со стоном запустил руку в волосы. Она не сдержалась, потому что не сдержался я. Усталость сделала беспечными нас обоих.

– Идет, – прошептал Оррин, садясь на скамью рядом со мной.

Дверь из кухни распахнулась, и кухарка увидела набитую людьми комнату. Выругавшись себе под нос, она бросила на скамью щипцы и поставила котелок с дымящимся желто-зеленым варевом. Под мышкой у нее оказались тряпки, которые заняли место рядом со щипцами.

– Пять слоев. Не снимайте до утра. Потом верните тряпицы сюда. Чистыми.

Этим любезные разъяснения и ограничились. Кухарка с шумом хлопнула дверью, предоставив нам вдыхать удушающие пары зелья, постепенно заполняющие кладовку. Джеб, откашливаясь, заметил, что лучше уж нюхать конский навоз, чем отраву, сваренную этой бабой. Я сомневался, что варево принесет пользу нашим ранам, но Свен казался уверенным. Он потянул носом, наклонившись над зельем.

– Я бы предпочел глоток твоей живой воды, – сказал я.

– Я тоже, – с тоской кивнул Свен, – но та «водичка» давно кончилась.

С явным удовольствием он окунал куски материи в горячую жидкость и накладывал их на мою царапину и воспаленную ногу Оррина.

– Убийца так настойчиво тащил ее сюда через Кам-Ланто, но сегодня, судя по всему, она его не обрадовала, – заметил Свен.

– Он к ней более чем расположен, уж поверь мне, – возразил я. – Но его оскорбило, как это она согласилась выйти за Комизара, пока он в отъезде. Я-то знаю, что у Лии не было выбора. Комизар имеет над ней какую-то власть – только не знаю, чем он ей пригрозил.

– А я знаю, – отозвался Оррин. – Лия мне сказала.

Я в ожидании уставился на него, заранее холодея от предчувствия.

– Тобой, – продолжил он. – Комизар сказал, что, если она не убедит всех, что искренне рада их женитьбе, ты начнешь терять пальцы. И не только их. Лия согласилась выйти за него, чтобы спасти тебе жизнь.

Я прислонился к стенке и закрыл глаза.

Ради тебя. Только ради тебя.

Я должен был все понять, когда она добавила эти слова к обычной формуле благодарения. Они преследовали меня с того момента, как я их услышал.

– Не волнуйся, парень, мы вытащим ее отсюда до свадьбы.

– Свадьба через три дня, – беззвучно произнес я.

– К тому времени она уже будет мчаться по реке на плоте.

Мчаться.

На нескольких бочонках.

Глава пятидесятая

«Большой день», обещанный мне Комизаром, начался с примерки свадебного платья. Я стояла на деревянной колоде в длинном пустом помещении по соседству с его покоями. В очаге ревел огонь, помогая справиться с ознобом. Погода с каждым днем становилась все холоднее, а к утру лужа от дождя у меня на подоконнике превратилась в лед.

Я завороженно смотрела на языки пламени. Прошлой ночью я чуть было не проболталась Кадену. Я уже была на грани этого, но спохватилась, когда он сказал, что я затеяла опасную игру, в которой не смогу выиграть. Он прав, подумала я. Для провала достаточно одного неверного шага.

Признание вертелось у меня на кончике языка, но в памяти мелькнул самодовольный взгляд, которым обменялись Каден и Комизар. Они очень привязаны друг к другу. У них за плечами долгая история.

Я невольно почти восхищалась Комизаром.

Кто мог стать при нем лучшим Убийцей, чем Каден, такой безоглядно преданный, настолько верный, что и помыслить не мог бы о том, чтобы бросить Комизару вызов? Настолько верный, что даже в приступе ярости не выхватит нож. Каден – его должник на веки вечные, Убийца, который не может забыть предательство собственного отца и потому сам никогда не совершит подобного, даже если это будет стоить ему жизни.

– Повернитесь, – скомандовала Эффира. – Ну вот, теперь хорошо.

Вокруг меня суетилась целая армия портних, позволяя хоть немного отвлечься от тяжелых раздумий. Хотя для венданских свадеб не принято шить особые наряды, Комизар заказал для меня платье и изъявил желание наблюдать за процессом его создания. Прежде чем приступить к последней стадии работы, портнихи должны были получить его одобрение. Наряд шили в честь клана Меурази, а значит, по традиции, в работе должны были участвовать руки многих. Комизар определил цвет платья – алый, – и Эффира с подручными посвятили целое утро, подбирая ткани, ни одна из которых, казалось, не удовлетворяла их в полной мере. Наконец они выбрали лоскуты бархата, парчи и мягкой замши.

Лоскуты составляли и переставляли, как мозаику, накалывали и сшивали прямо на мне, и постепенно под их руками платье начало обретать форму. Трудоемкое и изматывающее занятие, когда шить приходится не в своих шатрах на джехендре, а под неусыпным взором самого Комизара.

Стоило ему кашлянуть или повернуть голову, как одна из портних роняла на пол булавки. Впрочем, замечания его не были ни сердитыми, ни резкими. Судя по всему, мысли Комизара явно блуждали где-то далеко отсюда. Таким я его еще не видела. Ульрикс зачем-то вызвал его из комнаты, и, хотя он и обещал вскоре вернуться, все мы вздохнули с облегчением. В отсутствие Комизара женщины заработали споро. Особенно много возни было с рукавами. На этот раз оба они были длинными – но плечо Комизар все равно велел оставить открытым, дабы не скрывать каву.

– Скажите, что вам известно о когте и лозе? – спросила я.

Женщины разом замолчали.

– Только то, что рассказывали нам наши матери, – в конце концов тихо откликнулась Эффира. – Нам было сказано ждать их, потому что в них – надежда на новый расцвет Венды. Коготь быстр и свиреп, лоза медленная и прочная, но оба сильны, каждый по-своему.

– А что вы знаете о Песни Венды?

– Которой из них? – спросила Урсула.

Женщины рассказали, что песен Венды много, их не одна сотня – то же говорил мне и Каден. Записанные тексты давно уничтожены, людьми и временем, но из памяти их слова не были стерты и уцелели, хотя теперь уже мало кто их помнит. По крайней мере, память о когте и лозе сохранилась, а в дальних кланах, обретающихся на болотах и в холмах, люди помнили и имя Джезелия. Слыша его, они вскидывали головы в каком-то радостном ожидании. Отдельные части песен Венды жили, были растворены в воздухе, коренились в глубинах сознания. Их знали.

Все записанные песни уничтожены. Кроме одной, которой владела я. И ее тоже кто-то пытался уничтожить.

Открылась дверь, все повернули головы, ожидая увидеть Комизара, но это была Каланта.

– Комизар задерживается. Возможно, надолго. Ему угодно, чтобы портные ожидали в соседних покоях, пока он не освободится.

Повинуясь приказу, женщины без промедления подхватили рулоны ткани и скрылись в другой комнате.

– А мне как быть? – спросила я. – Стоять вот так столбом в этих лоскутах, сплошь утыканных булавками, и дожидаться, пока он не изволит