– Убил собственную жену? Видно, они всегда были такими же варварами, как сейчас, но какое отношение все это имеет к нам?

Я заколебалась, немного боясь произнести это вслух.

– По пути сюда через Кам-Ланто я перевела этот текст. В нем говорилось о драконе, который должен восстать, ненасытном чудовище, чья пища – слезы матерей. Но еще там говорилось, что ему бросят вызов. Некто по имени Джезелия.

Рейф склонил голову к плечу.

– Что ты хочешь сказать?

– Может быть, то, что я оказалась здесь, не случайность.

– Из-за имени, упомянутом в старой песне давно умершей сумасшедшей?

– Но это еще не все, Рейф. Я ее видела, – выпалила я.

Интерес на его лице мгновенно сменился тревогой, как будто я тоже сошла с ума.

– Ты думаешь, что видела мертвую…

Перебив, я рассказала о женщине, которую видела в зале, на берегу оврага и, наконец, в подземном ходе. Рейф нагнулся ко мне, ласково перебирая в пальцах пряди волос у меня за ухом.

– Лия, – заговорил он, – ты проделала утомительный, тяжелый путь, а это место… – он потряс головой. – Здесь у любого могут начаться видения. Каждую минуту мы рискуем, наша жизнь в опасности. Неизвестно, когда за нами придут и… – он сжал мою руку. – Имя Джезелия здесь может самым обычным и встречаться на каждом шагу. А дракон? Это может быть кто угодно. Она могла иметь в виду даже настоящего дракона, в буквальном смысле. Ты об этом подумала? Это всего лишь история, легенда. Такие есть у каждого народа. И ничего удивительного, что в темном подземелье тебе что-то померещилось. Но ведь это могла быть просто идущая по своим делам служанка. Хвала богам, что она не выдала тебя страже. Но ты не должна быть пленницей в этом гиблом месте, уж в этом-то я твердо уверен.

– Здесь что-то происходит, Рейф. Я чувствую. Что-то надвигается, назревает. Нечто, что я видела в глазах старухи на Кам-Ланто. Нечто, что я слышала.

– Ты хочешь сказать, что твой дар говорит с тобой? – его тон неуловимо изменился, в нем появилась еле уловимая ирония. Может, он вообще не верит, что у меня есть дар, поняла я. Мы с Рейфом никогда прежде не говорили о нем. Возможно, морриганские слухи о моей бездарности достигли и Дальбрека. Сомнение в его голосе обожгло обидой, но я не могла его винить. Теперь, когда я заговорила о нем вслух, мне и самой все это показалось неправдоподобным.

– Я не уверена, не знаю наверняка, – я зажмурилась, злясь на себя за то, что не знаю собственного дара и не могу лучше ответить на вопросы Рейфа.

Вскочив, он обнял меня и прижал.

– Я верю тебе, – шепнул он. – Да, что-то назревает, но тогда тем более нам нужно поскорее уносить отсюда ноги.

Я положила голову ему на грудь, желая, чтобы он никогда не отпускал меня, пока…

Так он тебе и сказал, когда мы на самом деле соберемся уезжать.

Я будто услышала насмешливый голос Финча и замерла. Каден ведь не сказал мне, когда на самом деле вернется. Я не верю тебе, Лия. Никогда не верил, и имел на это веские основания. Как ни отвратительно, я должна продолжать эту игру с Каденом.

– Я должна идти, – сказала я, отодвигаясь, – пока он не вернулся и не обнаружил, что меня нет.

Подхватив накидку, я вскочила на подоконник.

Рейф попытался задержать меня.

– Ты говорила, что его не будет весь день.

Я не могла рисковать, на объяснения не было времени. Едва успев выбраться на карниз, я услышала, как в замке поворачивается ключ и дверь Рейфа со скрипом отворяется. Прижавшись к стене, я, вместо того чтобы уносить ноги, вытянулась, пытаясь разобрать, кто пришел. До меня донесся голос Каланты – с Рейфом она говорила куда более дружелюбно, чем со мной. А следом раздался голос Рейфа: мигом превратившись из принца в любезного эмиссара, он начал расточать похвалы ее платью.

Глава восемнадцатая

У подножия Зова Мертвеца я пробирался между солдат, которые непринужденно перебрасывались шутками, радуясь окончанию дневных нарядов. Кое-кто окликал меня, здоровался, поздравлял с возвращением. Большинство были мне незнакомы – я больше времени отсутствовал, чем бывал здесь, – но меня знали все. Каждый стремился показать, что знаком с Убийцей – или знает о нем.

– Слышал, ты вернулся с добычей, – крикнул один.

Военный трофей. Я вспомнил, что и сам однажды назвал Лию добычей Комизара, когда Эбен рвался перерезать ей горло. Так и сказал, не раздумывая, потому что это было правдой. Вся добыча принадлежала Комизару, и он был волен разделить ее или как-то использовать ради блага Венды. И не мне было возражать, когда он сказал: Я сам решу, как использовать ее наилучшим образом. Вне всякого сомнения, я не единственный был перед ним в неоплатном долгу – то же самое могла сказать о себе вся Венда. Комизар дал нам то, чего у нас никогда не было. Надежду.

Я кивал, улыбался: в конце концов, они мои боевые товарищи. У нас общее дело, братство. Верность превыше всего. На долю мужчин, мимо которых я сейчас шел, выпало немало испытаний, не менее, а то и более тяжких, чем мне самому. Просто не у каждого остались явные их следы, такие как у меня на спине и боках. От этих людей я мог стерпеть пару соленых шуток.

Гляди-ка.

Еще один выкрик их толпы.

Убийца.

Видать, еле на ногах держится после сражений с той пригожей птичкой, которую он притащил аж из Кам-Ланто.

Я резко остановился около группки солдат, которые все еще широко улыбались. Я смотрел на них до тех пор, пока они не стали неловко переминаться, а улыбки не сползли с лиц.

– Трем вашим товарищам предстоит расстаться с жизнью. Не время сейчас зубоскалить насчет пленных женщин.

Побледневшие солдаты переглянулись и поспешили спрятаться за спинами других. Я зашагал прочь, вдавливая подошвы в раскисшую глину.

Зовом Мертвеца назывался невысокий холм в дальнем углу квартала Томак. Вокруг него в низине располагались тренировочные лагеря, надежно скрытые от глаз за густой лесной порослью. Одиннадцать лет назад, когда Комизар пришел к власти, у нас не было ни подготовленных солдат, ни тренировочных лагерей, ни зернохранилищ, ни специальных оружейных кузниц, ни конюшен для разведения лошадей. Были лишь воины, перенимавшие ремесло у своих отцов – если он у них был. Тех, у кого отцов не было, вела в бой слепая ярость. Мечи и топоры кое-как выковывал местный кузнец – не всем, а лишь нескольким семействам, которые могли себе это позволить. Комизар совершил то, чего не сделал до него ни один. Он увеличил поборы с наместников, те увеличили поборы с местных лордов в своих провинциях. Венда была бедна полями и дичью, богата лишь голодными. Послание Комизара прозвучало громко,