– А ты притворялась служанкой в таверне!
– Я ей была! Я обслуживала столы и мыла посуду! А ты вырастил хоть одну дыню за всю жизнь? Но нет, ты громоздил ложь на ложь и даже не подумал ни разу сказать мне правду.
– Ты не оставила мне выбора! Я слышал, как ты за глаза зовешь меня послушным папенькиным сынком! К которому у тебя нет ни капли уважения!
Я даже рот открыла.
– Ты за мной шпионил? – я отвернулась, затрясла головой, не веря своим ушам, заходила по комнате, а потом бросилась назад и посмотрела ему в лицо. – Шпионил? Твоему коварству нет конца!
Рейф шагнул вперед с таким устрашающим видом, что я попятилась.
– Может, если бы одна служанка первой сказала мне правду, мне не пришлось бы скрывать, кто я такой!
Взяв себя в руки, я тоже шагнула вперед, наступая на него.
– Может, если бы один самовлюбленный принц потрудился познакомиться со мной до свадьбы, как я просила, мы вообще сейчас не сидели бы здесь!
– Ах, вот как? Что ж, если бы кое-кто обратился ко мне хоть с намеком на вежливость, а не раскомандовался, как избалованная стерва в короне, я бы и приехал знакомиться!
Я даже задрожала от гнева.
– Может, эта стерва была слишком напугана, чтобы выбирать слова, подходящие для Его Высочества Спесивой Задницы!
Мы стояли, сжимая кулаки и задыхаясь от ярости. Такими, как сейчас, мы никогда прежде не видели друг друга. Никогда прежде мы не представали в этом качестве: королевский сын и королевская дочь двух сопредельных государств, между которыми существовало лишь неполное, с оговорками, доверие.
Мне вдруг стало тошно от собственных слов. Я вспоминала каждое из них с ненавистью – если бы можно было взять назад то, что я наговорила. Я почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– Мне было так страшно, Рейф, – прошептала я. – Я попросила тебя приехать, потому что никогда в жизни мне не было так страшно.
Прямо на глазах гневный румянец с его щек тоже схлынул. Он сглотнул, бережно обнял меня и губами коснулся лба.
– Прости, Лия, – прошептал он. – Прости меня.
Я не поняла, за что он просит прощения: за злые слова, сказанные сейчас, или за то, что не отозвался и не приехал тогда, получив мое письмо. Возможно, и за то, и за другое. Рейф провел пальцем по моей спине. Мне хотелось одного, навсегда сохранить в памяти это ощущение и стереть из нее сказанные нами слова.
Взяв меня за руку, Рейф стал целовать палец за пальцем, так же как в Терравине. Я подумала: мне целует руку принц Джаксон Тайрес Рейфферти Дальбрекский – и поняла, что его титул не имеет для меня никакого значения. Наследный принц или крестьянин – он все равно остается тем человеком, которого я люблю. Он Рейф, а я Лия, а все прочее, пусть даже важное для других людей, для нас не играло роли. Мне не нужно было начинать любить его заново. Я ведь никогда и не переставала.
Я просунула руки под его куртку, прижала пальцы к мускулистой спине.
– Они придут, – шепнула я, уткнувшись ему в грудь. – Твои солдаты придут, и мы отсюда выберемся. Вместе, как ты и сказал.
Я вспомнила, что, по словам Рейфа, двое его людей говорили по-вендански.
Отклонившись назад, чтобы видеть его лицо, я поинтересовалась:
– А ты тоже говоришь на их языке? Я забыла спросить об этом вчера.
– Только отдельные слова, но сейчас я быстро наверстываю. Fikatande idaro, tabanych, dakachan wrukash.
Я кивнула.
– Скабрезные словечки всегда запоминаются первыми.
Рейф усмехнулся, и улыбка преобразила его. У меня защипало глаза. Хотела бы я, чтобы эта улыбка никогда не сходила с его лица – но сейчас необходимо было перейти к более насущным, но и более мрачным деталям, которыми я должна была с ним поделиться. Я рассказала обо всем, что узнала и что могло пригодиться Рейфу и его людям.
Мы сели за стол, и я поведала ему обо всем, начиная с угроз Комизара, высказанных мне наедине, о товарах из ограбленного каравана, которые я видела на площади, о разговоре с Астер и о своей догадке, что венданская армия регулярно безжалостно уничтожает патрульные отряды. Они что-то скрывали. Что-то важное.
Рейф сжал руками виски.
– У нас часто бывали стычки с шайками венданцев, но это выглядит иначе. Никогда раньше я не видел организованных войск вроде этих, но даже шестьсот вооруженных солдат – сила, с которой легко справятся оба наши королевства, как только узнают, с чем имеют дело.
– Но что если их больше шести сотен?
Рейф откинулся на спинку своего кресла и потер подбородок.
– Мы не видели тому подтверждения – к тому же, чтобы поддерживать и обучать большую армию, необходим определенный уровень благосостояния.
Это было чистой правдой. Поддержание морриганской армии требовало непрерывной подпитки из казны. Но, даже несмотря на некоторое облегчение при мысли, что с армией противника легко будет справиться, сомнение все же глодало меня.
Я продолжила, рассказав ему про джехендру, про человека, что повесил мне на шею талисман, и про женщин, снимавших с меня мерки.
– Они были необычайно внимательны, Рейф. Даже добры. Это странно, если сравнивать с отношением остальных. Мне даже показалось, что…
– Ты им нравишься?
– Нет. Больше того, – сказала я, покачав головой. – Мне показалось, что они хотят мне помочь. Возможно, помочь нам? – Я закусила губу. – Рейф, было кое-что, о чем я тебе не сказала.
Он подался вперед, пристально вглядываясь в меня. Это напомнило мне, как я подметала полы в терравинской таверне, а он вот так же внимательно вслушивался в каждое мое слово, о чем бы я ни болтала.
– Что такое? – спросил он.
– Убегая из Сивики, я кое-что стащила. Я была зла и хотела выместить это кое на ком из кабинета – на тех министрах, которые особенно рьяно добивались нашего брака.
– Драгоценности? Золото? В Венде никто не осудит тебя за кражу у заклятого врага.
– То, что я похитила, кажется, не имеет цены. Думаю, они пытались скрыть это от всех – особенно от меня. Я украла несколько документов из библиотеки королевского книжника. Один из них оказался древним венданским текстом, который называется «Песнь Венды».
Рейф покачал головой.
– Никогда о таком не слышал.
– Как и я.
Я объяснила ему, что Венда была супругой первого правителя, а эта страна названа в ее честь. Я говорила дальше: о том, как она рассказывала истории и пела песни, сидя на стенах Санктума и обращаясь к людям внизу, но ее объявили безумной. Когда ее слова стали подхватывать внизу, правитель столкнул ее со стены, и она разбилась
