– А селедка в небесах есть? – спросил я, помнится, у отца Беокки.
– Не думаю.
– Тогда чем же тупики будут питаться, если там нет рыбы?
– На небесах никому из нас не нужно будет есть. Вместо этого мы будем воспевать хвалу Господу.
– Не будем есть? Только вечно петь?
– Вечно. Аминь.
Мне это показалось скучным тогда, кажется скучным и теперь – почти таким же скучным, как сидеть в темноте и ждать нападения, которое, я был уверен, обязательно произойдет, но все никак не начиналось. Вокруг царил покой, если не считать вздохов ветра в верхушках деревьев да журчания, когда мочился кто-то из дружинников или лошадь. Иногда ухала сова, потом снова наступала тишина.
А в тишине подкрадываются сомнения. Вдруг Эрдвульф заподозрил ловушку? Не ведет ли он прямо сейчас своих конников по темной чаще, чтобы обрушиться на нас среди деревьев? Я твердил себе, что это чепуха. Облака становились гуще, никто не сможет пробираться через заросли, не производя шума. Убеждал, что выскочка, скорее всего, распрощался со своими амбициями, признал поражение и я всего лишь мучаю и тревожу своих людей понапрасну.
Мы дрожали. Не только от холода, но и оттого, что ночь – это время, когда призраки, духи, эльфы и гномы проникают в Мидгард[7]. Волшебные создания бесшумно рыщут во тьме. Их нельзя увидеть, нельзя и услышать, пока они сами этого не захотят, но они среди нас. Мои люди притихли, страшась не воинов Эрдвульфа, но вещей, которые скрыты от нас. Вместе со страхом вернулись воспоминания – картина смерти Рагнара в охваченной свирепым огнем усадьбе. Я был тогда мальчишкой и дрожал рядом с Бридой на холме, глядя, как большой дом горит и рушится, слышал предсмертные вопли мужчин, женщин и детей. Кьяртан и его люди окружили дом и убивали всех, кто спасся из пожара, за исключением молодых женщин. С ними обошлись как с красавицей-дочерью Рагнара, Тайрой, которую изнасиловали и унизили. В итоге она обрела счастье замужем за Беоккой и живет до сих пор, теперь уже монахиней. Но я никогда не говорил с ней о той огненной ночи, когда умерли ее мать и отец. Я любил Рагнара. Он стал мне настоящим отцом, этот дан, воспитавший меня мужчиной. И погиб в пламени, и я всегда надеялся, что он успел схватить свой меч перед смертью и потому оказался в Валгалле и видел, как я отомстил за него, убив Кьяртана на вершине северного холма. В том пожаре сгинул и Элдвульф, имя которого было так созвучно с именем теперешнего моего врага. Элдвульф был кузнецом в Беббанбурге, крепости, похищенной у меня дядей, но сбежал из Беббанбурга, чтобы стать моим человеком. Именно Элдвульф выковал Вздох Змея на своей тяжелой наковальне.
Сколь многие ушли. Как много жизней унесли повороты судьбы, и вот мы снова начинаем танец. Смерть Этельреда пробудила амбиции. Алчность Этельхельма угрожает миру. А быть может, это мое упрямство толкает меня противостоять устремлениям западных саксов.
– О чем думаешь? – спросила Этельфлэд голосом чуть громче шепота.
– Что мне нужно найти человека, забравшего Ледяную Злость при Теотанхеле, – так же тихо ответил я.
Женщина вздохнула, хотя, быть может, это зашумел ветер в листьях.
– Тебе следует покориться Богу, – произнесла она наконец.
Я улыбнулся:
– Ты это не всерьез, просто считаешь нужным говорить так. Кроме того, речь не о языческой магии – это отец Кутберт посоветовал мне найти меч.
– Я иногда сомневаюсь, что отец Кутберт хороший христианин, – проворчала она.
– Он хороший человек.
– Это верно.
– Выходит, хороший человек может быть плохим христианином?
– Думаю, да.
– Тогда плохой человек – хорошим христианином? – спросил я; она не ответила. – Это к половине епископов подходит. К Вульфхерду, в частности.
– Это очень способный прелат, – возразила Этельфлэд.
– Но жадный.
– Да, – признала она.
– До власти. До денег. И до женщин.
Некоторое время Этельфлэд молчала.
– Мы живем среди искушений, – пробормотала она наконец. – Не многие из нас не запятнаны дланью Сатаны. А к людям Господа дьявол подступает с особой силой. Вульфхерд – грешник, но кто из нас чист? Думаешь, он не знает о своих недостатках? Не молится об избавлении от них? Он ценный служитель для Мерсии: отправляет правосудие, наполняет казну, дает мудрые советы.
– И дом мой сжег, – мстительно добавил я. – И насколько мне известно, строил с Эрдвульфом планы твоего убийства.
Она пропустила обвинение мимо ушей и произнесла:
– Есть много хороших священников, достойных людей, которые кормят голодных, заботятся о больных, утешают скорбящих. Не забывай о монахинях! Среди них тоже много хороших!
– Знаю, – отозвался я, подумав о Беокке и Пирлиге, о Виллибальде и Кутберте, об аббатисе Хильде. Однако такие люди редко достигали высокого положения в Церкви. Это ловкие и амбициозные, вроде Вульфхерда, продвигаются далеко.
– Епископ Вульфхерд, – продолжил я, – желает избавиться от тебя. Ему хочется видеть королем Мерсии твоего брата.
– Может, это неплохая идея? – буркнула она.
– Плохая, если тебя заточат в монастырь.
Этельфлэд поразмыслила немного.
– Вот уже тридцать лет у Мерсии есть правитель, – рассуждала она. – Бо́льшую часть этого времени им был Этельред, но только потому, что ему разрешал мой отец. Теперь Этельред, по твоим словам, мертв. Кто же наследует ему? Сына у нас нет. Кто подходит лучше, чем мой брат?
– Ты.
Последовала долгая пауза.
– Ты представляешь себе олдермена, который поддержит право женщины на власть? – поинтересовалась она наконец. – Епископа? Аббата? В Уэссексе есть король, а Уэссекс вот уже тридцать лет помогает Мерсии выжить. Так почему бы не объединить две страны?
– Потому что мерсийцы этого не хотят.
– Некоторые. Пусть большинство. Им нравится, чтобы ими управлял мерсиец, но согласятся ли они посадить на трон женщину?
– Если тебя, то да. Они тебя любят.
– Одни любят, другие нет. Но все до единого будут воспринимать женщину-правительницу как нечто противоестественное.
– Конечно противоестественно и даже смешно! – воскликнул я. – Тебе предписано прясть и рожать детей, а не править страной. Однако ты – лучший выбор.
– Или мой брат Эдуард.
– Как воину, ему до тебя далеко, – заметил я.
– Он король, – напомнила Этельфлэд.
– Так ты просто возьмешь и передашь королевство Эдуарду? «Привет, братец, вот тебе Мерсия!»
– Нет, – спокойно ответила она.
– Нет?!
– Зачем, по-твоему, мы едем в Глевекестр? Там соберется витан – обязан собраться, так пусть и выбирает.
– И ты надеешься, совет выберет тебя?
Она долго
