Они летели десятками из задних рядов противника, тяжелые копья дугой взлетали над передними шеренгами и вонзались в наши щиты. В таких ситуациях тем, кто стоит впереди, приходится пригибаться и прикрываться щитами, и именно этот момент даны выбрали для атаки.
– Всем выпрямиться! – закричал я, поудобнее перехватывая щит, который отяжелел от двух вонзившихся в него копий.
Мои люди вопили, охваченные яростью. Даны с боевым кличем врезались в нас и принялись замахиваться топорами. Мы подались под бешеным натиском, но удар выдержали. Началось противостояние двух сил. Нас было всего три шеренги, а у данов – целых шесть, и они теснили нас. Я пытался колоть врагов Осиным Жалом, но лезвие постоянно наталкивалось на щиты. Зигурд тоже хотел достать меня, он все время что-то орал, но сцепившиеся в схватке воины вынудили его отступить. Какой-то дан с открытым ртом и запачканной кровью бородой вонзил топор в щит Финана. Я хотел рубануть его Осиным Жалом по лицу, но мне помешал топор другого дана. Несмотря на все наши усилия, мы отступали, и даны были так близко, что мы ощущали запах эля, которым разило от них. И тут началась новая атака.
Это случилось слева от нас, с юга. По римской дороге неслись всадники с нацеленными копьями. Над ними развевалось знамя с драконом. Эти всадники появились из тумана, они оглашали окрестности боевым кличем и метали копья в задние ряды противника, в тыл врага.
– Уэссекс! – кричали они – Эдуард и Уэссекс!
Плотные ряды данов дрогнули и прогнулись под натиском. Следующая шеренга всадников была вооружена мечами, которыми они тут же разили врага. Северяне видели, что вслед за первой и второй шеренгой всадников из утреннего тумана появляются следующие. Воины были в сияющих кольчугах, над ними реяли знамена с крестами, святыми и драконами. Даны не выдержали и побежали прочь, под защиту противоположного от нас склона канавы.
– Вперед! – скомандовал я, почувствовав, что натиск врага ослаб.
Я кричал своим людям, чтобы они гнали северян, убивали ублюдков, и мы все орали так, будто нас выпустили на волю из долины смерти. Зигурд куда-то исчез. Я все же проткнул Осиным Жалом того самого дана с окровавленной бородой, и он рухнул нам под ноги. Враги, пешие и верховые, уже бежали не разбирая дороги, бросая мечи и копья. Я увидел Стеапу, огромного и злого, он рычал на данов и орудовал мечом, как мясницким топором. Его жеребец кусался и лягался, вертелся во все стороны и бил копытом. Я знал, что отряд Стеапы невелик, всего четыреста или пятьсот человек. Да, его неожиданная атака вогнала данов в панику, но они скоро оправятся и снова пойдут в наступление.
– Назад! – проревел мне Стеапа, указывая красным от крови мечом на юг. – Возвращайся!
– Подобрать раненых! – приказал я своим людям.
Всадники все прибывали. Их шлемы ярко блестели в сером свете дня, наконечники копий казались предвестниками смерти. Они яростно секли мечами убегающих данов.
Мои люди понесли раненых на юг, подальше от противника, а перед нами остались лежать тела убитых и умирающих. Пока Стеапа перегруппировал свой отряд, я заметил всадника, который пришпорил своего жеребца и поскакал вдоль нашей линии, низко пригибаясь к шее животного. Я узнал его, отбросил в сторону Осиное Жало и подобрал чье-то копье. Оно был тяжелым, но я все равно мощным толчком пустил его вперед. Конь упал, сбитый копьем, а воин с испуганным воплем повалился на мокрую траву. Лошадь забила ногами, пытаясь встать, но тут обнаружилось, что нога всадника запуталась в стремени. Я выхватил Вздох Змея, подбежал к нему и перерезал кожаный ремень.
– Эдуард – король, – сказал я ему.
– Помоги мне! – Его лошадью занялся один из моих людей, а сам он попытался встать, но я пнул его. – Утред, помоги мне, – взмолился он.
– Я помогал тебе всю твою жизнь, – прорычал я, – всю твою жалкую жизнь, и сейчас король – Эдуард.
– Нет, – воскликнул он, – нет!
Его пугала не мысль о царствовании его кузена, а мой меч. Меня буквально трясло от гнева, когда я проткнул его грудь Вздохом Змея. Лезвие, легко пройдя через кольчугу, проломило грудину и ребра и вонзилось в поганое сердце. Он тихо вскрикнул, а я сильнее надавил на меч, и его крик превратился в выдох. Я наблюдал, как жизнь вытекает из него в землю Восточной Англии, и только после этого выдернул меч.
Итак, Этельвольд был мертв. Финан, который подобрал Осиное Жало, тронул меня за руку:
– Вперед, господин, вперед!
Даны кричали, а мы побежали вперед, защищенные нашими всадниками. Вскоре из тумана появились новые верховые, и я понял, что подошла армия Эдуарда, однако ни он, ни оставшиеся без предводителя северяне не хотели продолжать сражение. Теперь их защищала канава, даны даже успели выстроить стену из щитов, но они отказались от своего намерения идти на Лунден.
Так что вместо них на Лунден пошли мы.
* * *На празднование Рождества Эдуард надел корону своего отца. Изумруды ярко сверкали в свете огня, горевшего в камине огромного римского зала на вершине лунденского холма. Город был в безопасности.
Я был ранен то ли топором, то ли мечом, но в пылу битвы этого не заметил. Кузнец починил мою кольчугу, рана постепенно заживала. Однако я хорошо помнил страх, кровь, крики.
– Я ошибался, – признался мне Эдуард.
– Да, господин, – согласился я.
– Нам следовало бы атаковать их при Кракгеладе, – сказал он и посмотрел в другой конец зала, где ужинали землевладельцы и таны. В этот момент он сильно походил на своего отца, только вот лицо его стало жестче. – Священники убеждали, что тебе нельзя доверять.
– Может, и нельзя, – не стал спорить я.
Он улыбнулся:
– Но священники говорят, что войну определяет промысел Божий. Ожиданием, считают они, мы убили всех наших врагов.
– Почти всех, – поправил его я. – Но король не может ждать промысла Божьего. Король должен принимать решения.
Он принял упрек спокойно.
– Mea culpa[14], – тихо произнес он, – и все же Господь
