Сегодня даже я с трудом держала глаза открытыми. На улице не было ни намека на ветер, и в переполненном зале для собраний стало невыносимо душно. Встреча шла вяло, пока один из генералов не сообщил о сокращении численности войск Первой армии. Их ряды редели от смертей, дезертирства и многих лет жестокой войны, а поскольку вскоре Равка снова вступит в бой как минимум на одном из фронтов, ситуация становилась удручающей.
Василий лишь лениво отмахнулся:
– К чему такой переполох? Просто снизьте призывной возраст.
Я выпрямилась.
– И насколько?
– Четырнадцать? Пятнадцать? – предложил Василий. – Какой он сейчас?
Я подумала обо всех деревнях, через которые проезжали мы с Николаем, о кладбищах, тянувшихся на мили.
– Ой, почему бы тогда не понизить сразу до двенадцати? – огрызнулась я.
– Служить своей стране никогда не рано, – объявил принц.
Не знаю, было ли дело в усталости или злости, но слова сорвались с моих уст прежде, чем я успела их обдумать:
– В таком случае, зачем останавливаться на двенадцати? Я слышала, что из младенцев получается отличное пушечное мясо.
Со стороны королевских советников раздался неодобрительный ропот. Николай потянулся под столом и сжал мою руку в знак предупреждения.
– Брат, новый призыв не удержит их от дезертирства, – обратился он к Василию.
– Значит, нужно найти дезертиров и наказать их в назидание другим.
Николай вздернул бровь.
– Ты уверен, что смерть от расстрельной команды страшнее, чем перспектива быть разорванным на кусочки ничегоями?
– Если они вообще существуют, – фыркнул принц.
Я не верила собственным ушам.
Но Николай просто мило улыбнулся.
– Я лично видел их на борту «Волка волн». Ты же не станешь подозревать меня во лжи?
– Ты же не станешь заявлять, что измена предпочтительней честной службе в королевской армии?
– Я просто предполагаю, что эти люди любят жизнь так же сильно, как и ты. У них почти нет экипировки, ресурсов и надежды. Если ты читал доклады, то знаешь, что офицерам с трудом удается поддерживать порядок в полках.
– Тогда им нужно ужесточить наказания. Только такой язык крестьяне и понимают.
Однажды я уже ударила принца. Одним больше, одним меньше. Я привстала с места, но Николай дернул меня обратно.
– Они понимают язык полного желудка и четких указаний. Если ты позволишь мне внести некоторые изменения, я бы предложил открыть казну для…
– Жизнь не пляшет под твою дудку, младший братец.
Комната затрещала от напряжения.
– Мир меняется, – ответил Николай со стальными нотками в голосе. – И мы меняемся вместе с ним, иначе в память о нас не останется ничего, кроме пыли.
Василий рассмеялся.
– Не могу понять – ты подстрекатель или трус?
– Не могу понять – ты идиот или идиот?
Лицо Василия покраснело. Он вскочил на ноги и стукнул кулаками по столу.
– Дарклинг – всего лишь человек. Если ты боишься сражаться с ним…
– Я сражался с ним. А если ты не боишься – если кто-либо из вас не боится – значит, вам не хватает здравого смысла, чтобы понять, кому мы противостоим.
Некоторые генералы закивали. Но советники короля, дворяне и бюрократы Ос Альты выглядели недовольными. Для них война – все равно что парад, военная теория, маленькие фигурки, переставляемые по карте. Когда дойдет до дела, эти люди встанут на сторону Василия.
Николай расправил плечи, его лицо в который раз преобразилось в актерскую маску.
– Не будем ссориться, брат, – сказал он. – Мы оба желаем лучшего для Равки.
Но Василий не хотел успокаиваться.
– Лучшее для Равки – это Ланцов на ее троне.
Я резко втянула воздух. В комнате воцарилась гробовая тишина. С тем же успехом Василий мог назвать Николая бастардом.
Но тот собрал волю в кулак – ничто не могло выбить его из колеи.
– Так помолимся же за здоровье полноправного короля Равки, – сказал Николай. – Итак, может, закончим с делами?
Собрание растянулось еще на несколько минут, а затем наступил долгожданный конец. По пути в Малый дворец Николай был непривычно молчаливым.
Когда мы дошли до садов у беседки с колоннами, принц остановился, чтобы оторвать листочек от изгороди, и сказал:
– Не стоило мне терять самообладание. Это только заденет его гордость и заставит упрямиться как барана.
– Так зачем ты это сделал? – искренне полюбопытствовала я. Редко когда эмоции Николая брали над ним верх.
– Не знаю, – он начал рвать листочек на мелкие куски. – Ты разозлилась. Я разозлился. В комнате было чертовски жарко.
– Сомневаюсь, что дело в этом.
– Может, у меня просто несварение желудка? – предположил он.
Но я не собиралась закрывать тему шуткой. Несмотря на возражения Василия и неохоту советников делать что-либо полезное, с помощью некой волшебной комбинации терпения и принуждения Николаю все же удалось продвинуть несколько своих планов. Он заставил их согласиться на условия помощи беженцам, которые покинули граничащие с Каньоном города, и запросил прочную ткань субстанциалов для оснащения ключевых полков Первой армии. Он также уговорил их выделить средства на план по модернизации сельскохозяйственного инвентаря, чтобы облегчить существование крестьянам. Мелочи, но со временем эти улучшения могут сыграть большую роль.
– Нет, просто тебя действительно волнует судьба этой страны, – сказала я. – Для Василия трон – просто трофей, как любимая игрушка, которой он не хочет делиться. Ты не такой. Из тебя выйдет хороший король.
Николай замер.
– Я… – В кои веки он, похоже, не мог найти слов. Затем лицо принца расплылось в кривоватой, смущенной улыбке – совсем не похоже на его привычную самоуверенную ухмылку. – Спасибо.
Мы продолжили путь и я вздохнула:
– Теперь ты станешь просто невыносимым, не так ли?
Николай рассмеялся.
– Я уже невыносим.
* * *Дни становились все длиннее и длиннее. Солнце все дольше висело над горизонтом, и в Ос Альте начался праздник Белых ночей. Даже в полночь небо оставалось светлым, и несмотря на страх войны и нависшую угрозу Каньона, люди праздновали бесконечные часы сумерек. В верхнем городе вечера были отмечены операми, маскарадами и шикарными балетами. По другую сторону моста улицы нижнего города сотрясались от шумных конных скачек и танцев. Под догорающим закатом по каналу тянулась бесконечная вереница прогулочных судов, и медленно текущие воды окружали столицу как драгоценный браслет, мерцая светильниками, украшающими тысячи лодок.
Жара слегка отступила. Люди за дворцовыми стенами ходили в приподнятом настроении. Я продолжала настаивать, чтобы гриши не рассаживались по Орденам, и в какой-то момент – сама точно не знаю, какой – неловкое молчание сменилось смехом и громкими разговорами. Они все равно делились на группки и конфликтовали, но в зале воцарилась почти уютная и оживленная атмосфера, которой не было раньше.
Я обрадовалась – и даже немного возгордилась, – увидев, как фабрикаторы и эфиреалы попивают чай вокруг одного самовара; как Федор спорит о чем-то с Павлом за завтраком; как младший брат Нади пытается разговорить взрослую и совершенно не заинтересованную Пажу. Но при этом
