И тут Джеймс почувствовал, что прежний страх тащит его туда, где безопасно, – под панцирь грубости и безразличия. Давина, очевидно, тоже это почувствовала, потому что глаза ее погрустнели. И ему впервые стало по-настоящему страшно. «А что, если, забравшись под этот панцирь, я больше никогда не смогу из него выбраться», – подумал Джеймс. Хм… странная мысль. И страх беспричинный. Но все же…

Тихо вздохнув, он провел ладонью по волосам и, оставив сопротивление, рухнул на кровать, закрыл глаза и скрестил на груди руки.

Он почувствовал, как прогнулся матрас, когда Давина легла с ним рядом. И он чувствовал ее волшебный, опьяняющий запах. Едва заметно улыбнувшись, Джеймс на мгновение приоткрыл глаза и прошептал:

– Твоя взяла. Делай со мной все, что пожелаешь.

А она не могла отвести от него глаз. И сердце ее стучало быстро-быстро. Когда Джеймс вот так, неподвижный, лежал на спине, он напоминал себя прежнего. Давина со вздохом закрыла глаза. Нет, никаких воспоминаний! Есть только настоящее – и ничего больше.

Прислушавшись к себе, Давина не обнаружила в своей душе страха. Была лишь страсть. И нежность. И желание. И если у нее еще оставались какие-то сомнения в том, что она поступала правильно, то сейчас они окончательно исчезли. Теперь оставалось лишь понять, что делать дальше. Она ведь должна его соблазнять, верно?

Давина нервно облизала губы. Было бы куда проще уступить инициативу Джеймсу, но он явно к этому не стремился – всем своим видом давал ей понять: если она хотела осуществить задуманное, то должна действовать самостоятельно. При этой мысли щеки ее вспыхнули, и она замерла в растерянности.

Джеймс наконец-то открыл глаза, и она увидела вспыхнувшие в них лукавые огоньки – он все прекрасно понимал. Но Давина нисколько не обиделась – напротив, его веселье, как ни странно, помогло ей избавиться от излишней нервозности. Ведь теперь Джеймс не казался таким неприступным и суровым…

Приподнявшись на локте, Давина прижалась губами к его щеке. Щетина на ней была колючей, но ощущения оказались скорее приятными. Осмелев, она поцеловала его в губы, почувствовав на них сладкий привкус вина. И постепенно притухшие было угольки желания вновь раскалились, ей уже захотелось иных поцелуев, не столь целомудренных.

– Ты целовать меня собралась или щекотать? – пробормотал Джеймс.

– Целовать, – ответила она и провела кончиком языка по его губам, заставляя их раскрыться. И стоило ей добиться желаемого, как весь ее пыл, годами не знавший выхода, вырвался наружу. И теперь уже Джеймс не бездействовал – он с громкими стонами целовал ее в ответ.

Давина не понимала, что с ней происходило; оказалось, что в ней открылись такие бездны, о существовании которых она даже не подозревала. Ее бросало то в жар, то в холод, и внезапно их с Джеймсом одежда стала ужасно ей мешать. Долой все барьеры! И она принялась стаскивать с него тунику. Следом за туникой на полу оказалась и его льняная рубаха.

Затаив от восторга дыхание, Давина любовалась обнаженной грудью Джеймса. На время забыв о штанах, что все еще были на нем, она поглаживала эту восхитительную грудь.

Джеймс был худощав и мускулист, ни унции лишней плоти. А многочисленные шрамы ничуть не умаляли красоты его тела. Сейчас он снова лежал абсолютно неподвижно, и лишь исходившее от него тепло напоминало о том, что под ее пальцами не мрамор, а живая плоть. Что ж, значит, ей предстояло «оживить» этот теплый мрамор, заставить его чувствовать.

Наклонившись над ним, Давина прижалась щекой к его обнаженной груди. Затем прижалась к ней губами и лизнула языком. Она слышала, как гулко билось его сердце, и слышала, как тяжело он дышал.

Приободрившись – она поняла, что действовала правильно, – Давина стала ласкать его более настойчиво. И Джеймс, сделав глубокий вдох, глухо застонал. Решив довериться интуиции, Давина провела ладонью по его животу, затем – по штанине из мягкой шерсти, под которой прощупывались крепкие мышцы. Немного помедлив, она мысленно воскликнула: «Долой все лишнее!» И тотчас же принялась развязывать тесьму на его штанах. Успешно справившись с этим делом, она стащила с него штаны. Джеймсу ужасно хотелось рассмеяться, но он терпел и лишь на последнем этапе не удержался, издав нечто среднее между смехом и мычанием.

Впрочем, Давина его, кажется, не услышала – так поразило ее открывшееся перед ней зрелище. Как завороженная смотрела она на его могучее древко – твердое как камень и дерзко устремленное вверх, к потолку. Движимая любопытством, она принялась исследовать его на ощупь, дивясь каждому своему открытию. И почему-то, прикасаясь к нему, она и сама все сильнее возбуждалась. И вдруг почувствовала, как набухает ее грудь и как твердеют соски. А потом ей захотелось все проверить, какова же на вкус восставшая мужская плоть. Но хватит ли у нее на это дерзости? Хм… еще как хватит!

Для начала Давина прижалась губами к курчавому треугольнику волос, окружавшему его устремленную вверх плоть. И реакция последовала незамедлительно – Джеймс рывком приподнял бедра. Давине даже показалось, что у него это получилось непроизвольно. Окрыленная успехом, она лизнула Джеймса в пах – и бедра его снова приподнялись, на сей раз – еще выше. К тому же он тихо застонал.

– Тебе нравится? – шепотом спросила Давина.

Из горла его вырвался смех, который тотчас же перешел в стон.

– Ты меня убиваешь, девочка… – прохрипел Джеймс.

– Так что же я должна делать? – поинтересовалась Давина.

– Что хочешь. – Он снова застонал.

– А могу я… еще раз прикоснуться к тебе?

– Да, да, да… – Теперь уже стоны следовали один за другим.

Давина лизнула возбужденную мужскую плоть – и замерла в изумлении. Плоть эта стала расти прямо у нее на глазах.

– Ты это специально делаешь? – спросила Давина.

– Делаю – что? – Джеймс снова застонал.

– Ну… заставляешь эту штуку увеличиваться…

– Эта штука – она сама себе хозяин, – прохрипел Джеймс.

Давина облизала губы.

– Я хочу приручить этого зверя, – объявила она – и совершила немыслимое: накрыла «зверя» губами и втянула в рот.

И в тот же миг Джеймс содрогнулся всем телом – содрогнулся так, словно в него ткнули раскаленной кочергой. Давина в страхе отпрянула. А Джеймс, повернувшись к ней спиной, спустил ноги на пол. Давина в недоумении уставилась ему в спину. Она не могла понять, что сделала не так. Ей казалось, что ему нравилось то, что она делала, а теперь вдруг…

Джеймс сделал несколько глубоких вдохов, потом повернулся к ней лицом. Давина постаралась не показать ему своего разочарования.

А он вдруг сообщил:

– Знаешь, у тебя удивительные губы…

Давина откашлялась и пробормотала:

– Но если так… тогда я хочу снова попробовать.

– Да-да, конечно. Обещаю не жаловаться, – сказал Джеймс с какой-то странной хрипотцой.

Давина пододвинулась к нему и