Владельцы других харчевен – если так можно назвать заведения, где не подают ложки и вилки, а посетители едят только руками, – были весьма раздосадованы и развернули настоящую кампанию против своего находчивого конкурента. Они добились того, что король Ло «ради справедливости» разрешил в один день открываться только одному пункту общепита и кормить паломников по очереди. С тех пор европеец, попавший сюда, рискует остаться голодным, считая поедание пищи без помощи привычных приборов негигиеничным и даже опасным. На это местные «воротилы общепита» заявляют: «Зачем нам ложки и вилки!? Неизвестно, кто ими пользовался и какая зараза на них осталась. А руками надёжнее». И тут, конечно, европеец сразу вспоминает, что в Ло Мантанге нет воды.

Виктор шёл по маленькой столице карликового королевства и по инерции щёлкал фотокамерой всё, что видел вокруг. Если бы сейчас он был героем фильма ужасов, то с таким выражением лица журналист мог бы идти по городку с бензопилой. Полное равнодушие ко всему: к экзотическим глиняным домам, к местным жителям, сидящим кучками в смиренных беседах, и даже к детям, которые облепили его гурьбой.

– Большой мистер! Большой мистер! – кричали они и просили сфотографировать, глядя на его «Никон». Журналист фотографировал, а дети заливались весёлым смехом. Конечно, они никогда не увидят своих фотографий и не попросят их на память, но им нравился сам процесс. Откуда-то взялся забавный телёнок яка, которого облепили мальчишки, пытаясь его оседлать, поднять и пролезть у него между большими и несуразными ногами и при этом крича:

– Фото, мистер! Фото, мистер!

Обычно в таких случаях Лавров умилялся своему хобби, но сегодня он был мрачным, как туча, которая шла на город откуда-то со стороны Царанга… Виктор разыскивал неварца, адрес которого ему дал Сергей Крыжановский.

За столом того самого «европейского» ресторанчика, где к блюдам подавали вилки и ложки, было не очень уютно. Стол был накрыт несуразной скатертью, связанной из тряпочек. Глядя на эту скатерть, Виктор вспоминал, что когда-то, ещё совсем маленьким, у бабушки в селе он любил садиться на пол, разворачивать подобную скатерть и есть прямо на полу, за что получал «на орехи» от взрослых. Но сегодня эти воспоминания не вызывали у него особых эмоций: ни тепла, ни радости, ни улыбки.

Перед ним стояла на треть опорожнённая бутылка виски с куропаткой на этикетке и тарелка с кусочками каменистого сыра из молока яков. Сыр цвета желтка инкубаторской курицы был с душком. Но сегодня это было не важно. Виктор поминал Прию…

Сударшан, хозяин заведения, неварец лет сорока, хлопотал над журналистом с желанием принести ещё какое-нибудь блюдо. Но Виктору сейчас меньше всего хотелось вслушиваться в ломаный английский и натужно улыбаться в ответ доброжелательному и услужливому хозяину. Он искал Отто Рана, и ему нужна была информация о старом немце, а кто в городе владеет информацией о богатых клиентах, как не ресторатор? Тем более, что Крыжановский охарактеризовал Сударшана как своего парня. Но если лебезить и сдувать каждую крошку с любого посетителя значит быть своим, то он, Лавров, не туда попал. Сейчас вот только допьёт виски и пойдёт подобру-поздорову.

Но пока его раздражение лишь нарастало. У него, у сильного мужчины, «видавшего виды» и «понюхавшего пороху», как старая рана застряла в голове сцена смерти Прии: предсмертное ржание коня, обрыв и две человеческие фигуры, катящиеся на дно глубокого ущелья. Впервые в своей жизни Лавров потерял контроль над эмоциями. Он понимал, что это глупо, безрассудно, что уже ничего нельзя поделать и что сейчас он совершенно не думает о цели своего путешествия… Но все его мысли были об одном: он хотел отомстить старому нацисту. «Мразь. Мой дед вас не добил. Так я тебя достану», – думал Виктор, наливая себе очередную порцию виски и закусывая вонючим сыром.

Тем временем Сударшан, потратив на Виктора полагающееся этикетом количество времени и внимания, наконец-то ушёл к другим посетителям ресторанчика. Но ненадолго. Минут через пятнадцать неварец вернулся, сложил руки лотосом на груди, поклонился и сказал:

– Мистер Лавров, там, в глубине зала, есть человек, он старый-старый и хочет поговорить с тобой. Пожалуйста, не откажи в этой просьбе, он меня послал за тобой.

Виктор молча встал, тут же почувствовав, как его «накрывает» опьянение, забрал свою бутылку виски и направился в глубь лачуги, гордо именовавшейся «Ресторан amp;кафе».

Европейские, китайские, японские туристы в альпинистских куртках; индийские, бутанские, непальские паломники в халатах; местная знать в шерстяных армяках – Виктор шарил по ним глазами в поисках того, кого только что хотел уничтожить. Он, конечно, догадывался, кто его ищет. Наконец взгляд его остановился на Отто Ране в бутанском халате. Тот курил кальян и спокойно посматривал на Виктора. Так безучастно смотрят на рыб за стеклом аквариума.

Лавров, который ещё пятнадцать минут назад готов был оставить от старика мокрое место, неожиданно повёл себя очень спокойно.

– Герр Ран? Вас ещё не накрыла израильская разведка? – сказал он вместо приветствия, подойдя к столику и усаживаясь напротив фашиста.

– Почему именно израильская? – удивился старик.

– А они очень любят вашего брата… казнить, – спокойно ответил Виктор, глядя своему врагу прямо в глаза.

– Не дождётесь, мистер Лавров. Я не умру до тех пор, пока сам этого не захочу, – сказал Отто, затягиваясь из кальяна.

– Ну, это как сказать. Если бы я этого захотел, то вот этой бутылкой разбил бы вам голову и её горлышком перерезал бы сонную артерию. – Виктор налил виски в стакан, услужливо подставленный ему Сударшаном.