нацистский пенсионер и он. «Интересно, какого сандаля наши не послали сюда экспедицию из спецагентов? Отправили одного журналиста. А я и уши развесил. Родина в опасности. Враг у ворот. Все на борьбу с Деникиным. Тьфу ты. „Совок“ он и есть „совок“ – дубиной не выбьешь».

Виктор прислушался. Шаги охранника за дверью затихли. Он услышал голоса. Бутанцы говорили что-то на своём языке. К сожалению, Виктор не владел всеми языками мира. Вскоре разговор за дверью тоже стих, и украинец начал думать, как выбираться из этого неприятного места. Первым делом нужно было освободить руки, но они были застёгнуты наручниками сзади. Конечно, самый верный способ в подобных случаях – продеть ноги через руки, заведенные в кольцо вокруг себя. Тем более, что Виктор по природе не был слишком длинноногим и его соотношение ног и туловища было пропорциональным. Но проблема была в том, что бутанцы, уходя, связали ему и ноги и такой вариант освобождения ему не подходил. Виктор вдруг вспомнил шоу силачей, которое когда-то, в конце восьмидесятых, проходило в Киеве. Крепкие парни надували резиновые грелки и те лопались прямо в руках; поднимали запредельные килограммы, но самое главное… один из этих «буйволов» рвал наручники. «Конечно, наручники тому силачу могли и подпилить, но… чем чёрт не шутит, – думал журналист. – Эх, Лавров. От дурной головы ногам больно. Послал бы этих СБУшников, лежал бы сейчас здесь противный Цимош, который до сих пор не прислал подмогу…» Виктор настраивал себя на нестандартное решение. Он напрягся всем телом, его стальные мышцы округлились. От напряжения ноги свело судорогой, но это было неважно. Запястья, словно зажатые в тиски, болели, но эта боль была терпимой. Виктор стал напрягать все мышцы по очереди и передавать энергетический импульс в предплечья. Расслабился – напрягся, расслабился – напрягся. Наконец журналист почувствовал прилив сил как физических, так и моральных. Он в очередной раз напрягся, с силой развел руки в стороны и порвал наручники. «Есс-с-сть!» – мелькнуло где-то в голове. «Оказывается, это правда, что можно порвать наручники… Только сделает это не каждый. Во как, Лавров. И не похвастаешься никому. Как-то стыдно хвастаться. Приехать в Киев, зайти на канал и заорать: „Мужики, я порвал наручники!“ Радуцкий будет счастлив…» Но сейчас было не до шуток. Нужно было действовать. Первым делом развязать ноги, затем изучить тёмное помещение на ощупь.

Виктор знал, из чего в непальских городках строили домики – из глины и камня. Развалить даже такой дом вручную можно разве что кувалдой. Можно было, разбежавшись, выбить дверь вместе с коробкой. Причём сделать это как раз в тот момент, когда охранник будет проходить мимо неё. Виктор простучал все стены. Нет, к сожалению, этот домик был слишком крепок. И о дверь можно было разбиться, но так и не выбить её наружу. «Знал куда ведёт, фриц…» Решётки на окнах тоже были закреплены настолько крепко, что нельзя было и думать о том, чтобы вырвать их голыми руками. «Хороший у кого-то склад, однако».

В дверном замке послышалось шебуршание ключа. Виктор резко упал на то место, где лежал до этого, и застыл в позе, в которой его оставили. В кромешную тьму комнаты вошёл охранник с лампой, коптящей вонючим ячьим жиром. Лавров ждал, когда его сторож подойдёт поближе. Если сейчас Виктор ухватит его ногами и ударит об пол, бутанец вскрикнет и разобьёт лампу, услышат его товарищи на улице, если они есть, и тогда все будет кончено. Его просто пристрелят из винтовки, как бездомного пса, и скормят орлам. Перспектива не радужная, но нужно было рисковать. «Всё равно когда-нибудь пристрелят, почему бы не рискнуть?» – думал украинец. Но что-то всё же останавливало его.

Бутанец подошёл совсем близко и взял Виктора за плечо.

– Мистер Виктор, вы живы? – шёпотом спросил он.

Виктор пошевелился и развернулся к охраннику. Перед ним стоял парень лет тридцати в бутанском халате. Лицо его выражало испуг.

– Я пришёл вас освободить.

– Как? – журналист не мог поверить в реальность происходящего.

– Только тихо, а то нас могут услышать. Мой дядя, Сударшан, сказал, что вы – хороший человек. А я и без него знаю. Плохой человек не может носить нож гурков. Вот…

Молодой бутанец вынул из кармана нож гурков, который отобрали у Виктора во время обыска.

Гурки – замечательные благородные воины. Из поколения в поколение эти бесстрашные люди передавали друг другу свои воинские умения, гордость рода и честь воина. Из них уже не одно десятилетие набиралось целое подразделение британского спецназа. Кривые гуркские ножи стали визитной карточкой племени с тибетских нагорий. Виктор получил этот нож в подарок от одного британского спецназовца, когда готовил материал о военных учениях в одной из западных стран – это была высшая степень уважения. И теперь этот гуркский нож спасал ему жизнь.

– Это ваш! Мой дед и мой отец – гурки, – с гордостью сказал человек, одетый в бутанский халат, – сейчас я вас освобожу и отдам его.

Виктор спокойно сел перед охранником с развязанными ногами и порванными наручниками. Сын гурка оторопел, но затем улыбнулся.

– Чему я удивляюсь? Ведь вы – настоящий воин. Только настоящий воин может носить этот нож. Возьмите, – и парень протянул Виктору его спасительный талисман.

Виктору не удалось долго радоваться своему неожиданному спасению. Выходя из «тюрьмы» бок о бок с бутанцем, он наткнулся на Дирка Ягера. Взгляд глаза в глаза… Лавров славился своим взглядом. Его не могли выдержать моджахеды в Афганистане, арабы в Ираке, когда съёмочная группа была взята в плен, и даже Стив Милутинович, убегая от возмездия в аэропорту Папуа-Новой Гвинеи, отвёл глаза в сторону. Но в этот раз журналист почувствовал: «Кажется, попал». Ягер без эмоций молниеносно выхватил свой тесак и по самую рукоятку всадил его в грудь стоящего рядом с Виктором бутанца. Тот рухнул как подкошенный.

…И начался поединок. Жестокий, без жалости и компромиссов. Виктор был старше немца лет на пятнадцать, и он понимал, что соревноваться в