– Медитация не занимается передачей информации на расстояния. Этим занимается телепатия, – вдруг научно отрезал Заил.
Цамба не понял ни слова из того, о чём говорил индус, а Виктор был удивлён, впервые за много времени услышав такую речь.
– А телепортация? – провоцировал журналист своего нового знакомого.
– Телепортация – сказки, – отрезал индус, – я ни разу ничего подобного не видел.
– Но как ты узнал о том, где бутанцы? – поинтересовался Виктор. – Раджа что, на ковре-самолёте прилетал?
Заил встал и подошёл к плетёной клетке, висящей снаружи веранды.
– Это он! Николай! Это он принёс.
С этими словами индус вынул из клетки почтового голубя.
– Кто-кто? – переспросил Виктор, думая, что ослышался.
– Николай, – обыденно ответил индус. – Я его назвал в честь Рериха. Знаете такого?
Виктор под столом схватил Цамбу за руку, чтобы тот не проболтался, а сам едва сдерживался от смеха. Он знал, что людей называли в честь известных политиков: Рабкрина – то есть рабочие и крестьяне или Оюшминальд – Отто Юльевич Шмидт на льдине. Но чтобы птиц называли в честь учёных – это было что-то новенькое.
– Рериха? Не знаем, Заил. Но много слышали. Так что тебе сказал твой «Рерих»?
– Николай принёс письмо от Раджи. Вечером к ним в Съянгбоче приехали незнакомцы, а сегодня рано утром искали новых лошадей. И Раджа спрашивал, нет ли у меня взаймы несколько штук. Я и подумал, уж не те ли это люди, о которых вы говорили вчера вечером.
– Какие люди? – спросил Виктор, делая вид, что не понимает.
– Которые преследуют вас, – не смущаясь, ответил Заил.
Стало ясно, что группа преследователей остановилась в Съянгбоче, в семи часах перехода отсюда, и что пора уходить. Возможно, они идут в Гилинг пешком. Путешественники попрощались с гостеприимным индусом и немедленно продолжили свой путь, купив на выезде из деревни козу.
– Зачем тебе коза, Цамба? – поинтересовался Виктор.
– А есть мы что будем?
– А ты умеешь готовить козу? – Виктор удивлённо смотрел на проводника, который ничем не напоминал повара.
Цамба улыбнулся Виктору как-то по-домашнему.
– Пальцики аближыш, – ответил он на ломаном русском.
Когда спустя четыре часа, уже на половине пути в Царанг, Цамба, извинившись перед козой, убил её и вырезал вместе со шкурой и шерстью грудину размером сорок на сорок сантиметров, Лавров понял, что его проводник родился поваром – только, наверное, не в этой жизни. Такой кулинарии украинцу совсем не хотелось. Цамба насадил то, что осталось от козы, на две деревянные палочки и зажарил на углях. В конце кулинарного процесса опалённую шкуру Цамба очистил, а мясо подал Виктору на пробу, облизывая пальцы и причмокивая.
– Спасибо, друг, – ответил Виктор. И ему пришлось отведать этой неприглядной стряпни, преодолевая приступы тошноты от специфического запаха козлятины.
Перетерпев такой обед, Виктор почувствовал себя Беаром Гриллсом и Николаем Рерихом в одном лице. «Рерих потому, что уважаю шерпов, а Гриллс потому, что из-за этого жру всякую гадость», – думал журналист.
Ночь в горах прошла беспокойно. Сначала Виктор никак не мог уснуть. Может быть, из-за того, что в прошлый раз проспал одиннадцать часов? И хоть старая поговорка утверждает, что нельзя выспаться впрок, сна не было ни в одном глазу. Под боком храпел Цамба. Надо сказать, что это получалось у него творчески, с переливами, и даже лошади, стоящие неподалёку, иногда в ужасе приседали от его храпа. Это забавляло Виктора: «Тётя Циля так предавалась Морфею, шо совсем не напоминала фею. И когда ложилась спать, соседи вспоминали мать…» – рифмовал журналист про себя. Но тут театр одного актёра закончился: Цамба, пробурчав во сне что-то наподобие слова «телепатия», перевернулся на другой бок, и его ужасающий храп прекратился. «Надо же. Телепатия. Запомнил разговор с Заилом. Ну, пусть хоть через сон постигает науку», – посмеялся про себя Виктор. Ему всё не спалось. Украинец опять вспомнил Одессу, Сергея Крыжановского, а затем и всё то, что происходило с ним в последние две недели.
«…Прия. Как она там? Хорошо, что увёл от неё беду, она и так натерпелась. Шутка ли, потерять дом, где выросла, где жили отец, мать, дед… Свой уютный уголок… Моим-то девчонкам проще. Папа, как всегда, в командировке. Приеду – полетим в европейский Диснейленд. А вот Прие… Что дальше?»
Виктор начинал засыпать, но вдруг услышал какой-то странный звук, будто где-то неправильно работает мотор. Звук прерывался. Снова «мотор», и снова тишина. Лёгкий, почти беззвучный шорох… Затем опять… и опять. Что это? Виктора осенило, и от этой догадки засосало под ложечкой. За ними охотились… Это был снежный барс. Журналист посмотрел вверх… Прямо над ними просматривался силуэт большой кошки невероятной красоты и грации. Она сидела, собравшись для прыжка, и зорко наблюдая за уснувшей, как ей казалось, экспедицией. Были отчётливо видны суставы передних лап, выделяющиеся над спиной. «Точно наша Мурка воробья увидела. Только эта мурка раз в тридцать больше. И воробьи – это мы… Во попали!» – с ужасом думал журналист.