Однажды я разговорился с моим домохозяином немцем герром М. и его женой. Вскоре я заметил, что герру М. не терпелось что-то рассказать мне. Действительно, гepp М. решил излить мне душу.

– Бургомистр Шомбург, снятый со своего поста после вступления ваших войск в Хильден, – сказал мне герр М., – сейчас восстановлен в должности, несмотря на то, что он являлся ярым нацистом. То же самое произошло с Кюхемом. Этот фашист все еще работает в жилищном отделе в ратуше и всячески помогает своим друзьям наци.

– Почему же вы, – спросил я герра М., – не пойдете в суд по денацификации и не расскажете обо всех этих фактах?

Герр М. только покачал головой. Зато его жена казалась не на шутку рассерженной.

– Этого только не хватало, – сказала она сердито. – За кого вы принимаете моего мужа! Можно не сомневаться, что всякий, кто осмелится выступить против Шомбурга, скоро останется без работы. Об этом побеспокоятся американцы. Я уж не говорю о том, что его могут просто пристрелить из-за угла. Разве вы не знаете, что наш сосед, который выступал как свидетель обвинения против своего «блоклейтера», все время получает угрожающие анонимные письма?

Несмотря на эти всем известные факты, машина по денацификации продолжала свою работу. Более того, британские органы пропаганды беспрерывно сообщали об успехах «чистки» нацистов.

В январе 1946 года, например, агентство Дойче Прессе-динст порадовало нас следующим заявлением: «С мая 1945 года в среднем каждые две минуты какой-нибудь нацист либо подвергается аресту, либо увольняется со службы, либо снимается с какого-нибудь поста…»

К январю 1946 года я уже знал, что в британской зоне нацистов снимают с работы в громадном большинстве случаев только для того, чтобы повысить в должности. Так было, например, с другом Геббельса Лодзом. Лодз уцелел на своем посту крейсрата в маленьком голштинском городе Эйтине. Британские власти торжественно уволили его как нациста и… назначили обер-крейсратом в Брауншвейг.

Единственное, что несколько утешало меня и моих приятелей-немцев, это то, что суды не всегда выносили оправдательные приговоры нацистам. Видных гитлеровцев все-таки сажали в тюрьмы или лагеря. Однако скоро я, к своему огорчению, узнал, что наше правосудие в отношении этих людей также было, выражаясь немецким термином, «эрзац-правосудием». В январе 1948 года реакционная английская печать начала бурную кампанию в защиту гитлеровских генералов. Камеры генералов Браухича и Штраусса в ганноверской тюрьме были даже обставлены мягкой мебелью. Часовые в ганноверской тюрьме были специально проинструктированы, с тем чтобы ни под каким видом не мешать генералам. Дирекция тюрьмы позаботилась, чтобы эти часовые ходили только в мягких войлочных туфлях. Стук обыкновенных солдатских сапог мог, по мнению администрации, плохо подействовать на нервы германских военных воротил, расстроенных неудачами своих кровавых походов.

И вся эта забота распространялась на тех самых генералов, которые уничтожили тысячи моих товарищей – английских солдат и офицеров – в Дюнкерке, в Африке, в Италии и в Нормандии.

Разве генерал Браухич не был немецким командующим в 1940 году, когда озверевшие наци напали на мирную Францию, или в 1941 году, когда немецкие самолеты беспощадно разрушали наши города?

Нет, я, видевший своих товарищей в братских могилах и на госпитальных койках, никогда не примирюсь с тем, что для генералов Штраусса, Рундштедта, Манштейна и других должен быть создан особый режим, подобный режиму в дорогих санаториях. Ныне Браухич, по не зависящим от него причинам, не пользуется всеми этими удобствами – он умер. Но другие генералы с удовлетворением могут наблюдать коренное изменение отношения к ним. Почти все они сейчас уже на свободе.

В 1948 году некоторые из моих знакомых английских офицеров проникли за стены тюрем и лагерей для нацистов. Они рассказывали мне, что заключенные в этих тюрьмах спекулировали с помощью охранников, с которыми делились своими «доходами». Многие нацисты, отбывавшие свой срок в лагерях, откровенно признавались в том, что здесь они имели возможность завязать чрезвычайно полезные деловые связи.

Наибольшее впечатление произвел на меня рассказ офицера авиации Дойла, который также побывал в лагере для нацистов. Брат Дойла был убит нацистами, и поэтому мой друг был страшно возмущен порядками, царившими в этом лагере.

«Нацистские преступники, – рассказывал мне Дойл, – живут лучше, чем честные немцы. Их кормят почти так же, как британских солдат. Каждую неделю из города приезжают артисты, чтобы увеселять заключенных. Это не лагерь, а издевательство над законом. Когда какому-нибудь нацистскому молодчику надоедает однообразная жизнь, он просто отправляется к коменданту и добывает себе „увольнительную“ на несколько дней».

Рассказ об «увольнительных» показался нам в то время несколько странным. Однако очень скоро все мы узнали, что система освобождения самых отъявленных нацистов на несколько дней практикуется во всех лагерях западных зон. Удостоверившись в этом, я неоднократно задавал себе вопрос: почему тысячи осужденных наци попросту не разбегутся из лагерей?

На этот вопрос мне опять-таки ответил мой хозяин гepp М.

– Некоторые наци, – сказал он мне, – заинтересованы в том, чтобы «пересидеть» опасное время где-нибудь в надежном убежище. За решеткой они чувствуют себя лучше, чем на свободе. Там они охраняются, а на свободе честные немцы могут свести с ними счеты. А потом пройдет полгода или год, все уляжется, люди позабудут о своих врагах, и тогда нацисты, сидевшие в тюрьме, вынырнут где-нибудь в другом месте и вновь примутся за старое.