Эспада ошарашенно слушал, моргая и щурясь. Зоэ сочувствовала всем, прижав руки к груди и не понимая ничего. Исповедник кое-как отдышался, снова забормотал молитву, зверски скалясь и постукивая культей по палубе. Было отчетливо видно: он бы предпочёл стучать по ребрам дона Эппе… Дотянувшись до кувшина, Тэо жадно выхлебал все содержимое, вытер губы рукавом и кивнул.
– Ладно, что сделано, того не вернуть. Отпущу я тебе и этот грех. Потом. Когда выздоровеешь. Так отпущу, что мало не покажется.
Эспада заинтересованно прикрыл веки, показывая согласие с планом. Зоэ хихикнула, осознав: королевский пес как раз теперь пробует дышать и жить, значит, он поправится. Тэо огляделся по сторонам, громко и отчетливо зло посоветовал всем морякам найти себе занятие и спастись от греха лености без помощи тяжелой руки служителя. Избавившись от избытка внимания, багряный вздохнул, сел удобнее и улыбнулся Зоэ вполне мирно.
– В юности отец Бертрана Барсанского именовался когда королем, а когда и графом. Среди пяти соседей лишь трое признавали его руку над собою… Он был тот еще грешник, хотя нам ли судить наделенных властью? Он в двадцать два года зарезал старшего брата, честно вызвав на поединок, а затем ударив в спину – лежачего. Вот только брат его имел несложное прозвище Мясник, такое зря не дают. Позже король штурмом взял замок соседей, вырезал жителей до последнего младенца и выжег постройки дотла, тем разрушив невыгодный и навязанный ему силой договор. Это – плохо? Но ведь объединил земли и смог выиграть войну, когда еретики Алькема попробовали сунуться на север, получив поддержку одного из военных вождей семьи эмира Риаффа. Что еще добавить? По слухам, король Барсы отравил вторую жену, родную мать Бертрана, чтобы сочетаться браком с дочерью того, кто поддержал его в новой войне и подтвердил его королевский титул перед маджестиком. – Тэо грустно улыбнулся. – Патор Факундо исповедует королей, подумай, легко ли ему. Что такое грех? Убить человека, напиться, пожелать чужую жену и предать друга. Может, и так. Но для короля грех – допустить ослабление страны, не оставить наследника, оказаться глупым и негодным к дворцовой жизни. Чего стоят все счета и претензии нашего славного дона Эппе, если они обращены к Бертрану – человеку? Ведь Бертран-король неподсуден, иерархия Башни не зря ставит правителя куда ближе к богу и наделяет особыми правами и некой заведомой святостью.
Зоэ молча развела руками, показывая: она ровно ничего не может возразить против сказанного. Эспада едва слышно выругался, зашипел и попробовал отвернуться: значит, исповедник прав и счета имеются.
– Рэй, пить хочешь? – пожалела раненого Зоэ, примечая землистую бледность кожи и пот, выступающий обильнее прежнего.
Эспада дернулся, отказываясь и норовя уткнуться лицом в подстилку, чтобы никого не видеть и не слушать, чтобы и самому не отвечать…
– Некий принц однажды попробовал стать королем при живом отце, – очень тихо шепнул Тэо. – Он обратился к надежному человеку, способному обучить наемников… У короля было превосходное чутье на заговоры, и, если верить его бумагам, наследник испытал страх разоблачения и сам назвал отцу людей, знающих слишком много, а затем обвинил их в ереси и измене стране. Всех, кто был указан принцем, уничтожили жестоко и быстро. Дон Эппе с самой весны пробует понять: почему он уцелел в той резне? Может, у старых королей зудит, подобно сорванной спине или давней ране, такая болячка – совесть, и они допускают за гибнущим родом право на наследника. А может, с самого начала имелся хладнокровный расчет: моему малышу требуется крепкий пес в охрану. Хотя есть и иное объяснение. Король был действительно стар, он так привык никогда не доверять истину словам и тем более бумаге, что каждая закорючка в записях – полуправда, тайнопись и просто ложь…
– Идите к чёрту, – прохрипел Эспада.
– Мы на корабле, – ровным тоном сообщил исповедник. – И тебе, и нам, некуда идти, негде прятаться от себя. Все черти мира, чадо, сидят не в трюме или же пещерах подземных, но исключительно в потемках души. Ты узнал чужую тайну, значит, вкусил яд. Но ты сохранил верность присяге… Попробуй отринуть старую боль и понять, что сейчас для тебя страшнее: то, что нет возможности отомстить или же то, что спина его величества осталась без защиты?
Глава 10. О молчании бога
Силуэт стен и башен столицы казался обугленным на фоне пылающего заката. Четверка вороных тянула карету резво, но как-то обреченно. Два коня хрипели и спотыкались, не сбавляя ход только потому, что кучер, часто и испуганно поглядывая вперед, снова и снова использовал кнут. Он опасался отстать от верхового, то и дело едва слышным шепотом проклиная и самого нелюдя, и его демонического скакуна, кроваво-красного в лучах заката: обычный давно пал бы, упряжных-то меняют за день трижды, а нескладный рыжий все так же впереди и все так же недосягаем.
Тут и там поодаль от дороги были заметны черные пузыри походных шатров. На обочине иногда появлялись дозоры, опасливо кивали верховому, то ли узнавая его, то ли бессознательно чуя в уверенности всадника – право ехать без остановок и окриков.
Когда лагерь гвардии остался позади, масло в лампаде заката иссякло, и потускневшее небо остыло до бурого тона ранней ночи. Верховой придержал коня, дал карете поравняться с собой и бросил новое указание: сворачивать к ближайшей гостерии. Кучер немедленно перевел коней на шаг, повздыхал, тихо жалуясь самому себе на бессердечие нелюдя, его немыслимую спешку и жуткое чернокнижье… а бешеный рыжий скакун уже несся прочь, словно полный день бега не утомил его ничуть! И чем объяснить это чудо, если не силами тьмы, покорными всаднику и вливаемыми в кровь его скакуна?
Оллэ – а это был, конечно, он – подставил лицо ветру, тянущему пелену стылого ночного тумана на луг с северо-запада, от близкой реки. До городских ворот рыжий Чёрт несся, не сбавляя хода. Но уж там, по обыкновению, проделал любимый трюк – уперся всеми четырьмя, норовя остановиться в единый миг и ехидно фыркая в предвкушении. Нэрриха ждал такого поведения, и вовремя бросил стремена, чтобы легко перелететь через переднюю луку седла, дважды кувыркнуться, опираясь руками – и встать, с ходу полуобняв ошарашенного стражника.