каблуками, хором припевают:

Шумят кругом, визжат, хохочут все от смешных выходок и кривляний козы и медведя, хохочет и княжич Иван, забыв обо всем на свете. Хорошо ему, будто он дома, и не княжич, а просто парнишка веселый…

На другой день княжич проснулся поздно и проспал бы еще дольше, если бы не разбудило его пение причта соборного в крестовой, что рядом с его опочивальней.

– Христос рождается, славьте… – услышал Иван знакомые слова песнопения, но глаза его снова закрылись.

Потом сквозь дрему услышал он снова напев, но уже третьего песнопения, и то самый конец.

Княжич опять задремал, сладостно потягиваясь, и казалось ему в полусне, что он в Москве, у себя дома. Радостно ему, одно только тревожит, как бы отец не рассердился, что проспал он. Так оно и есть. Вот кто-то толкает его в плечо. Иван широко открывает глаза и видит Илейку, а позади его еще кого- то.

– Ишь, Иване, как заспался, – говорит Илейка, – все уже позавтракали.

– Тата на меня гневается? – спросил Иван, но, засмеявшись, воскликнул: – Истинно заспал всё! Померещилось мне, что в Москве яз…

– Помститься всякое может не токмо во снях, а и наяву даже, – молвил Илейка. – Вставай же, Иване, борзо. Позавтракаешь и айда на площади посадские глядеть скоморохов да кукольников.

– Будь здрав, княже, – сказал Федор Курицын, выглядывая из-за Илейки и ласково усмехаясь. – Яз и шубы достал у дворецкого попроще: тобе и Иван Митричу. Ждет он нас в трапезной к завтраку.

Иван быстро вскочил, подбежал к умывальнику и заплескался в воде. Илейка подал ему ручник и помог одеться. Входя в трапезную, Иван увидел Константина Александровича, беседовавшего за чаркой меда с Иваном Димитриевичем Руно. Оба они встали при появлении княжича и поздоровались с поклонами.

– Прошу, княже, хлеба-соли откушать и гуся сего рождественского порушить, – кланяясь, говорил наместник. – Фекла Андреевна сама за ним приглядывала, даже Фектисте своей не доверяла.

– Будь здрав, князюшка, – сказала Фекла Андреевна из-за поставца с посудой, – садись, кушай, а яз те вот чарочку ищу поприглядней да поладней.

Иван поклонился хозяевам, помолился на образа и, как это водится у них дома в таких случаях, прежде чем сесть, поклонился всем и молвил:

– С праздничком Христовым.

– И тя с праздничком святым, – ответил за всех Константин Александрович, садясь вслед за княжичем.

– Костянтин Лександрыч, – сказал Иван, принимая блюдце с лучшим куском жареного гуся, – слышал яз, входя, о новой рати ты баил.

– Истинно, – ответил наместник. – Государь наш решил до конца смирить Шемяку, ведая, что никого нет за князь Димитрием, а князь можайский, отстав от Шемяки, докучает ему челобитьями и через брата своего Михайлу и через сестру свою Настасью тверску, тещу ныне твою.

– А государь как мыслит? – спросил Иван, обгладывая кость.

– Государь мудро решил, – продолжал Беззубцев, – принял челобитную князь Ивана, а сам со всей силой своей на Шемяку пошел к Галичу. Утресь вестники пригнали – подходит уж государь с полками к Ростову Великому. Побьем Шемяку!

– А может, и до боя-то не дойдет, – вмешался Федор Курицын. – Бой-то всегда заране, до поля, готовят. Шевели, бают, ране мозгами, а потом уж руками.

– Что-то мудрено ты сказываешь, Феденька, – усмехнувшись, молвил Беззубцев.

– Что ж тут мудреного, – живо откликнулся Курицын, – когда государь-то еще до боя вдвойне приобрел, а Шемяка вдвойне потерял.

– А как же приобрел-то? – спросил княжич Иван.

– А так же, – продолжал Федор. – Ежели князь можайский отстал от Шемяки, то ослабил его наполовину и на столь же усилил государя нашего. Тем самым великой князь вдвойне против Шемяки усилился. А коли так, помяни слово мое, дядюшка, смирится князь Димитрий, не посмеет и в поле выйти.

Наместник помолчал немного и сказал раздумчиво:

– Правильно мыслишь, а все же боем кончать надо. Победа на поле – всему делу венец. От Ростова-то всего три дня пути до Костромы, а Галич оттуда рукой подать. К тому же в Костроме Басёнок с конными полками и князь Стрига-Оболенской со всем своим войском.

– А по мне, – возразил Курицын, – лучше удельных лбами стукать, пусть сами друг друга бьют, а мы до нужной поры и людей своих и казну сохраним. Государь говаривает: «Надобно татар бить татарами», – так надобно и с удельными.

Княжич Иван не мог понять, кто больше прав из спорщиков, и боялся, что вдруг его спросят, а он ничего не сможет ответить. Волнуясь и поспешно доедая завтрак, он очень обрадовался, когда воевода Иван Димитриевич весело воскликнул:

– Ну, будя преть-то, Федор Василич. Айда скорей на Залыбецкую сторону!

Выйдя из старых наместничьих хором, княжич Иван и его спутники ходко пошли к мосту через речку Лыбедь, что отделяет залыбедские посады и слободы от кремля, окруженного земляным валом с дубовыми стенами и башнями.