Одолели мы с Тишкой десяток букв, а после шут откинулся на спинку стула, прикрыл лицо руками и заголосил:
- Ох, горе мне, горе! За что ж с тобой, темной девкой, так мучиться? Наказал меня Всеслав так наказал!
- Чего ж тебе горе? - отозвалась я, рьяно пытаясь оттереть с ладони чернильное пятно. - Сам вон все знаешь, а мне учить и учить! Будто в темный лес попала...
Шут только отмахнулся:
- А я-то гляжу на тебя и вовсе заблудиться могу. Даже перо в руках не удержишь! Сказано - из зада растут они у тебя.
- На себя-то посмотри, грамотей! - взвилась я. - Нацепил колпак и мудрецом себя мнишь? Думаешь, будто один такой умный!
- Разве ж есть еще кто умней? - горестно вскинул руки Тишка.
- А хоть бы и я!
- Да ты и грамоту не знаешь.
- А я возьму и обучусь.
- Обучись вначале! - хохотнул он.
- Спорим? - я протянула ему руку.
- На что тебе спорить-то? На хвост лисий?
- А тебе на колпак с бубенцами?
Тишка задумчиво почесал голову. Колпак в этот миг лежал на столе рядом с ним.
- Не стану на колпак спорить. Что другое проси?
Я задумалась. Что же взять с шута безумного? Денег у него нет, самоцветов и камений тоже. Шапка да наряд его шутовской мне и подавно не сгодятся. Что же можно взять у того, кто везде ходит да все знает?
- Тишка, а ты про Скельдианию знаешь?
- Чего ж не знать? - присвистнул шут. - И богов их знаю, и язык их знаю, и как князя их зовут, и как они под парусами ходят.
Я протянула ему руку.
- Спорим? Ежели я через неделю читать начну, ты мне про скельдианов расскажешь.
- А, ежели, нет? - прищурился он.
- Ежели нет...Так я тебе спляшу и в том, что дура деревенская признаюсь?
- Идет, - пожал мою ладонь Тишка. - Готовься плясать, Вёлька!
- Былины лучше заморские вспоминай, скоморох!
***
Вернулась я домой. Не к себе - своего ведь нет дома - а к Велимиру. Поужинала в одиночку, парой слов с Хельгой перекинулась да и села у окна.
Выходило оно на глухой тесный переулок. Зловонные канавки сточных вод, настил из уже прогнивших досок, шумные прохожие и изредка всадники.
Смурной город - Трайта. Ни деревца, ни травинки. Только камень, дерево и грязь. Будто и нету на свете природы, ярких красок и радости никакой. Даже небо и то чужим кажется.
Сегодня, как из Дома Предсказаний шла, взглянула вверх и орла увидела. Парил где-то в вышине, взирал вниз, где город видать темным грязным пятном видится. Да только не тот это орёл, не мой попутчик. Тот в пути затерялся, а у этого и клекот незнакомый.
Сумерки вечерние уж сгущались, темным тенями ползли по комнате, а я все свечу не зажигала. Не хотелось. Грустно и тяжело мне вдруг сделалось. Сижу в чужом доме, уставшая, забытая всеми. Вокруг ни одного лица родного, город чужой.
Что же будет после? Что со мною станется? Ох, помоги Ларьян-батюшка, не оставь меня без твоего взора.
Я вздрогнула и резко обернулась.
В дверь постучали, а после она открылась.
- Вёльма, ты чего это впотьмах сидишь? - узнала я голос Ладимира.
- Света не хочется.
Он тихо усмехнулся.
- Идем с нами что ль посидишь?
- А вы когда вернулись?
- Да вот только и вернулись. Пойдем, дружка своего, Осьмушу, успокоишь. А то дрожит как лист осиновый.
Осьмуша... Ох, дурная же ты девка, Вёльма! На свою долю жаловаться стала и про других начисто забыла. Кому-то ведь похлеще тебя перепало!
- Идем, конечно, - вскочила и мигом у дверей оказалась. - Ох, ты ж...
- Тише ты, - удержал за руку Ладимир. - Зашиблась?