Не слушала я раньше этой песни, а теперь уж навсегда запомню.
Холодок ночной уж по плечам моим крался и стало зябко. Шаль у Ладимира осталась. Не до нее было в хороводе-то.
- Нельзя тебе, лисица, песен слушать, - я обернулась на знакомый голос. - Чуть что сразу мокроту разводишь.
- Опять смеяться станешь? - чуть не обиделась в ответ.
- Куда уж! Вам, девкам, за песни и слова не скажи, сразу проклянете.
Ладимир набросил мне на плечи шаль.
- За полночь уже, Вёльма. Идем домой?
- Идем. Нагулялась я давно.
- Еще бы. Так отплясывала, что и не уследил. Едва нашел тебя.
- А Осьмуша где? - тут же оглянулась по сторонам.
- Домой твой перевертыш ненаглядный отправился. Напился меда и спать захотел.
Шли мы узкой тропкой через рощицу, что по берегу Марвы росла. Ночная волшба и впрямь каждого коснулась. Меж стволов дерев то и дело тени быстрые проносились да смех девичий слышался. Видать не одна мать завтра дочку ругать станет.
- Как плясать пошла, так и про меня забыла, а Осьмушу вон помнишь.
Я остановилась и, уперши руки в бока, взглянула на Ладимира. Костров вокруг столько было, что и здесь, в роще, видеть можно.
- Ох и язва же ты. Никак ревнуешь?
- А как тебя не ревновать? Чуть что, сразу парней хватаешь и в пляс.
Ладимир обнял меня за талию и привлек к себе.
- За тобой, лисица, глаз да глаз нужен.
- А за тобой ли не нужен? Девицы так и вьются. То в косу вцепится какая, а то и лицо располосовать грозится.
Ладимир громко рассмеялся.
- До сих пор что ли вспоминаешь?
- А как тут забыть? Чернава вон сказывала, что жениться на ней хотел.
Ладимир склонился ко мне. Близко-близко.
- Глупости то все. Забудь, что прежде было, не думай...
И поцеловал - горячо, крепко.
Прав он. Зачем былое вспоминать? Зачем кручиниться? Будто знала тогда, для чего с Чернавой дерусь. Победила ведь, мой он, а не ее.
По-иному будь - мужней женой стала б давно и не узнала, какая любовь на свете есть.
Шаль на землю полетела - найду ли в темноте?
Уж не ведаю, что нашло на меня - будто морок какой. Не слышала и не видела ничего. Обнимала Ладимира крепко, целовала, стук сердца слышала, тепло рук ощущала - и нет всего мира, только мы.
Очнулась лишь только как поняла, что ладонь его по голой ноге скользит, а сама я на траве, влажной от росы ночной лежу.
Не перепугалась, нет. Просто... выходит. Разве ж по-людски это? В лесу ночном, на земле голой. Да что я ему, девка подзаборная?
- Тише, Ладимир, тише...Что ж ты делаешь-то?
Оттолкнула его легонько.
Он как в себя пришел - глаза затуманились, дыхание горячее тяжелое. Держит меня, не отпускает.
- Ты чего, Вёльма? Больно сделал что ли?
Я, не отвечая, освободилась от кольца его рук, встала, одернула на себе платье, отряхнулась, шаль с земли подобрала.
- Идем домой, - и пошла по тропинке.
Ладимир следом бросился, остановил меня.
- Вёльма, стой! Случилось что?
- Не хочу я так, Ладимир. Что ж ты меня с гулящей девкой равняешь? Где встретил, там и твоей стала?
Пошла дальше молча. Ладимир следом.
Люблю я его, чего ж поделаешь теперь. На все готова, чтоб рядом быть, не задумываюсь ни о чем.
Не в том ведь дело, что о чести девичьей пекусь. Да и на кой мне она теперь? Сама путь выбрала. Знаю, что ни женой, ни матерью не буду. Только и могу радоваться тайным встречам, пока не видит никто.
Шли мы дальше молча. Ладимир все за руку держал, не отпускал ни на миг. А я уже успокоилась, думать стала будто повела себя как девка дурная, капризная. Могла бы и по-другому сказать.
Дом Велимира казался пустым. Сам чародей до самого утра прийти не обещался - на княжеский пир позвали. А где пир, там и совет. Хельга спала