усталости не было, и спать не хотелось.

Хоровод закончился и ручейком стал, а после начали через костер прыгать.

- Нет-нет, не могу я, - уговаривала своих новых приятелей - Пересвета, Мала и Любаву. - Боязно очень!

- Давай, Вёльма! На меня погляди, не боюсь ведь! - уговаривала Любава.

- Огонь огня не боится! На косу-то свою погляди, - смеялся Пересвет.

- Да ну вас в баню, не отверчусь ведь, - махнула рукой я.

- Вот это дело!

- Не бойся, за нами иди!

Никогда я через костер не прыгала. Отец с матерью не пускали, мол, сиди Вёлька, куда тебе неумелой. Так нет тут их да и разве допустят боги, чтоб случилось чего в такой день.

Разулась я, ступила на прохладный песок. Глаза на миг прикрыла, улыбнулся и побежала. Разогнала, прыгнула, и будто крылья выросли. И костер небольшим показался, и не страшно совсем. Только жаром будто обдало.

- Ну вот и не страшно ведь!

- Ты огнёвая, тебя не опалит!

- Молодец, лиса рыжая! - послашались крики вокруг.

Один за другим парни и девки через огонь прыгали. Не боялся никто и никому огонь вреда ни причинял.

Мальчишка один, правда, неловко плюхнулся на песок, но потом поднялся и громко расхохотался. Все тут же подхватили и с ним смеяться стали.

А после, как огонь перегорел, гусляры заиграли, песни зазвучали грустные, напевные.

- «Заклятье» спой! - крикнула немолодая полная баба в яркой кике, бросая три монеты босоногой девчушке, что пела рядом с гусляром, стариком с окладистой бородой.

- Какое тебе «заклятье»? - загоготал хмельной мужик в красной рубахе. - Саван пора подбирать, а все туда же!

- Упырь тебя за ногу, злыдень горластый! Я помоложе тебя стану. А будешь мед бочонками хлебать, так самому саван нужен станет!

На этот раз смех подхватили все вокруг и мужик только развел руками:

- Уела, дурная баба.

- Пой, давай!

- Пой!

На разложенный на земле платок посыпались монетки. Гусляр и девочка переглянулись.

- Давай, внученька, пой, - кивнул старик.

Девчушка оправила на себе сарафан, выпрямилась и тоненьким, по-детски нежным голоском затянула совсем недетскую песню:

Чародейка-луна освещает мой путь.

Я бреду вновь одна, не боюсь я свернуть.

Ночь висит над рекой, опускает туман.

Пахнет горькой травой, напускает дурман.

Я стою на траве и прохладна роса.

Слышу где-то вдали гомонят голоса.

Я пойду напрямик, срежу долю пути.

Мой избранник уж там, мимо мне не пройти.

Околдую тебя, очарую, родной,

И не выстоишь ты, будешь ты только мой.

Одним взглядом своим я тебя покорю,

Будешь верен мне ты, скажешь слово "люблю".

Будешь только моим - не отдам никому,

Будешь верить ты мне, как себе самому.

Знай же, чары мои посильней колдовства,

Будешь только со мной - вот и хватит. Слова...

Ночь прядет свою нить, я смотрю на тебя,

Знаю, ждал ты меня. Ждал, тоскуя, любя.

Ох, люблю же я песни такие, чтоб за душу брали! И слез сдержать не могу, как услышу!

- Ладно поешь, девонька, - баба, просившая о песне, сидела, вытирая глаза. - Возьми еще монетку.