медсестры и полицейские, даже ее родители. Все они толпятся за занавеской на станции скорой помощи и разговаривают с Кэти мягкими, но пытливыми голосами.

Жюль осознала, что в гостиной наступила тишина. Вечеринка заканчивалась, Вулфы отправляли гостей домой. Дверь спальни распахнулась, на пороге стояла Эш, а за ней – отец.

– Мы едем в полицейский участок, – сообщила Эш. – Лично я считаю, что всем вам было бы лучше подождать здесь, но родители хотят, чтобы вы ушли.

– Мы поедем с вами, – сказал Итан.

– Нет, – возразил Гил. – Ни в коем случае.

– Кто-то из нас может навестить Кэти, – предложил Итан. – Можем разделиться.

– Мы даже не знаем, где находится Кэти, – сказала Эш.

– Ты не спросила, в какой больнице?

– Нет, я об этом не подумала.

– Тогда выясним позже, – сказал Джона. – Но сейчас все мы поедем в полицейский участок.

– Мы хотим поехать, – продолжил он с нажимом и тревогой. – Очень, очень хотим.

– Нет, ребята, так не пойдет, – стоял на своем Гил Вулф.

– Папа, они понадобятся мне там, понимаешь? – сказала Эш. – Они мои друзья.

Измученная, она посмотрела на отца.

– Пожалуйста, папа, – сказала она. – Пожалуйста.

Глядя на нее, отец выдержал паузу. Эш с прежним выражением лица не двигалась с места.

– Ладно, – уступил он. – Но поспешите, все вы.

Они быстро собрались. В суматохе никто особо не раздумывал, как они предстанут перед полицией, когда от них явно несет травкой и спиртным, но в те годы такие вещи еще сходили с рук, и никого это не беспокоило. Они вышли друг за другом решительно, но не без страха и волнения, и обнаружили свои куртки на вешалке в коридоре. Все остальные куртки разошлись, за исключением одинокого дождевика «Лондонский туман», принадлежащего младшему коллеге Гила из «Дрексель Бернхэм», который вырубился в гостевой комнате.

– Очень надеюсь, что Кэти в порядке, – обратился Итан к Эш, пока они дожидались лифта. – Ты не знаешь, с ней кто-нибудь разговаривал?

– Без понятия, – ответила Эш. – Зачем она сказала, что Гудмен это сделал? Явная туфта.

Никто не поддержал и не возразил. Жюль, нервничая, протянула руку и провела ею по обоям из оберточной бумаги от подарков, которыми был обит вестибюль.

– Мы во всем разберемся, – сказал Гил Бетси. – Я позвоню Дику Педди, чтобы он подключился в качестве адвоката. Он был здесь буквально десять минут назад, надо было сразу взять его с собой.

Он прервался и покачал головой.

– Гудмену нельзя тут оставаться, так ведь? Надо куда-нибудь уехать. Может, на Тортолу.

Джона повернулся к Жюль и нервно пробормотал что-то.

– Что? – переспросила она.

И он снова повторил:

– Я их накачал.

– Прекрати, Джона, – цыкнула она на него. – Ты совсем спятил.

На улице Вулфы забрались в уже дожидавшееся такси. Жюль, Итан и Джона стояли перед «Лабиринтом» на том же месте, куда несколько часов назад прибыла куча гостей, одетых в длинные пальто и бережно прижимающих к груди бутылки в золотистой или серебристой фольге. Теперь их троица осталась с пустыми руками, а еще одного такси на горизонте не было видно.

Ученик частной средней школы Гудмен Вулф, совершивший правонарушение в парке – обозначение длинное, нескладное и незапоминающееся, – провел первые часы года двухсотлетия США, поочередно рыдая и засыпая в камере следственного отдела в местном полицейском участке – комнате без окон, которую он делил с двумя пьянчугами, совершенно не помнящими инкриминируемых им действий. Одно преступление, по- видимому, предполагало справление малой нужды в общественном месте, другое – попытку изнасилования. После того как Дик Педди приехал и провел долгое время внутри, он вышел в зону ожидания и сообщил Вулфам и друзьям Эш, что предъявить обвинение Гудмену сегодня никак невозможно. Ему придется провести здесь остаток ночи, а затем, вероятно, и весь завтрашний день. Может быть, в пятницу во второй половине дня Гудмена доставят на Центр-стрит 100, для предъявления обвинения. Нет смысла всем чего-то ждать здесь, объяснил адвокат, пообещав, что позаботится обо всем и будет постоянно на связи с Гилом и Бетси. Что касается Кэти, то никто не даст им никакой информации о том, куда ее отвезли.

– Всем счастливого двухсотлетия, – пробурчала себе под нос Эш, когда они вышли на улицу. Она казалась такой маленькой в своем лиловом выходном