Один из медведей зарычал, поднял лапу и ударил себя когтями по шее. Когти прочертили в шкуре бледные борозды, набухшие бордовыми каплями. Он ударил еще раз. И еще. Рана расползалась, от разодранных краев разлетались куски кожи и шерсти, а зверь все продолжал колотить и колотить. Коричневые глаза беспомощно смотрели по сторонам: на меня, на Вальку, на костер.
Лапа с хлюпаньем погрузилась в шею и потянулась назад, вытаскивая наружу бледно-синие куски трахеи и застрявшее между костей мясо. Вслед за ними на землю хлынула кровь, заливая передние лапы. Секунду он стоял неподвижно. Из шеи валил пар, смешиваясь с клубами тумана.
Глаза зверя опустели, закатились, и тело ухнуло на землю.
– Следующая… – прошипел я мертвецу.
Мертвец потянулся рассохшейся ладонью в карман и достал еще одну шишку. Размахнулся. Швырнул.
Я едва успел ее отбить. Руки ходили ходуном. С каждой секундой колотушка становилась все тяжелее и тяжелее. Где-то заревел другой зверь. С глухим чавканьем его когти расцарапывали горло, и к запахам сырости и земли примешивался еще один – крови.
– Осталось два… – прошептал Валька. Его оцепенение проходило, и теперь он понимал, так же как и я: есть мы, и есть
Глядя в серые пятна на месте
Но если не останется медведей, то нам хоть будет куда бежать. Разве что у меня не получится. Слишком сильно болит нога. Зато Валька сможет. А со мной останется колотушка. Пусть этот херов Япирь попробует подойти и взять. Еще поглядим, кто кого.
Не дожидаясь моих слов, мертвец полез в карман и на этот раз вытащил две шишки.
С-сука… Он будет кидать их
– Валька… он кинет их разом. Я не успею. Как услышишь удар – беги в лес. Я их задержу.
Валька непонимающе посмотрел на меня.
Его худые руки терялись в тумане, словно штрихи к ненарисованному человеку: без сапог, в поношенной синей олимпийке с белой полоской – будто у старика, что ни одну вещь просто так не выбросит. Несуразный, оборванный, похожий на шныряющее по болотам привидение.
Но в его глазах пряталось то, чего не видели другие. Незаметно – всего лишь парой искр, – но эти искры можно было раздуть ярче тысячи костров.
Он улыбнулся и сделал шаг в сторону. Медведи разом повернулись. Их мускулы напряглись, шерсть как будто стала короче и жестче.
Еще один шаг в туман.
Впадины мертвых глаз внимательно следили за Валькиными движениями.
Шишки легли обратно в карман.
– Встретимся за ручьем, у поворота…
Валькин голос звучал тихо-тихо, но отпечатывался каждым оттенком. Просто, но так чисто… никто в мире не смог бы сказать так же – чтобы обычные звуки превратились во что-то большее, поселились сами собой в голове и постоянно напоминали о тепле, улыбках и всех тех чувствах, для которых еще не придумано слов.
Так говорить умел только Валька.
Я услышал, как в тумане зашлепали его босые ноги.
Медведи сорвались с места и ринулись вслед за ним. Казалось, их тела летели среди деревьев и дальше – в глубину светло-зеленых глаз таежных болот.
Мертвец повернулся ко мне. Поднял руку с вытянутым указательным пальцем и повел им из стороны в сторону.
Птичьи ноги оторвались от земли, и Япирь вскочил на дерево, цепляясь когтями за кору и поднимаясь к верхушке. Ствол качнулся, отпружинив. Неподалеку накренился еще один кедр. Следующий.
Через несколько секунд на поляне осталась только тишина.
Дорога виляла в луче фары, наполненная лужами, кочками и летящей на свет мошкарой. «Планета» ухалась в ямы и поскрипывала пружинами амортизаторов. Выхлопная труба дымила маслом, остававшимся позади сизыми облачками.
Дурак!
Дурак! Дурак! Дурак!
Ну куда он побежал босиком от медведей? Нельзя же убежать! Да я даже мотоцикл быстро завести не смог – на холодную пускач лягается – куда к нему с ушибленной ногой?
Колеса выкатили на речной песок, царапая протекторами мокрую крошку. Больше газа. «Планета» подняла вихрь брызг, разрезая серебристый ручей. Дорога пошла вверх, подаваясь нехотя, буксуя.