смолк Арутюнян. Затем боль стала нестерпимой, колени подломились, и проводник ватным кулем повалился на бок.

Телефонный звонок разбудил Ингу за полночь.

– Собирайтесь, вылетаем спецрейсом, – забыв поздороваться, зачастил в трубке Бекетов. – За вами уже вышла машина. Вы готовы?

– Готова, готова, – буркнула Инга. – С чего такая спешка?

– В аэропорту узнаете.

Инга наскоро оделась, побросала в рюкзачок журналистский реквизит, добавила запасную пару белья и заперла за собой входную дверь.

Интересно, удастся ли вернуться, бесстрастно думала она, пока молчаливый водитель гнал по московским улицам в Домодедово. Весьма вероятно, что нет. Недаром фээсбэшник эдак спокойно поделился информацией, которую много лет держали в секрете. Возможно, оттого, что распубликовать эту информацию вольная журналистка не успеет.

Инга мысленно пожала плечами и безмятежно откинулась на спинку сиденья. На то, что уже сегодня, может статься, умрет, ей было наплевать. Гипофобия – это когда не тревожишься о том, что будет с тобою через год, через день или через минуту. Это когда в тебя стреляют, а ты вяло любопытствуешь, промажут или все-таки попадут. Когда оказываешься одна в компании дюжины фанатиков и убийц, но думаешь не как бы унести ноги, а о том, что с тем горбоносым, подтянутым не прочь переспать. Или когда спешишь и перебегаешь дорогу на красный, ничуть не смущаясь отборным матом, несущимся вдогонку под визг тормозов.

Капитан Бекетов нервно расхаживал у входа в терминал. Два мордоворота, подпирая стеклянную стену, преданно отслеживали траекторию начальства. В десяти шагах, прикорнув на лавке, клевал носом товарищ по несчастью.

Симпатичный парнишка, подумала Инга. Длинноногий, худощавый, тонкий в кости, но не субтильный, а, скорее, стройный. И глаза хорошие. Может, стоит сблизиться с ним? Возможно, сойтись.

Все предыдущие попытки сойтись с кем-либо быстро заканчивались ничем. Инга не знала страха, зато отлично его внушала. «С тобой, как на минном поле, – сказал на прощание один из ее избранников. – Не знаешь, когда и где в следующий раз рванет».

А вот Артем, в отличие от остальных-прочих, не станет, к примеру, выяснять, почему ненаглядная явилась домой под утро со следами побоев на лице. Или какого черта вышла на минуточку за хлебом, а очнулась в больнице с ожогами третьей степени.

Тьфу, дура, выругала себя Инга. Настроила планов, кретинка. Ее, по всей видимости, уже сегодня понесут на погост, да и его за компанию. А если не понесут, с чего она взяла, что мальчишка согласится на такое, прямо скажем, сомнительное счастье и тонну связанных с этим счастьем проблем? У него своих полон рот.

– Тема, вставай, – задорно окликнула она будущего соседа по погосту. – Удачу заспишь.

Артем зевнул, протер глаза, затем улыбнулся.

– Удачу заспать нельзя, – заявил он. – Древние греки говорили…

Что именно говорили древние греки, Инге узнать не удалось – помешал подскочивший к ней и ухвативший за локоть Бекетов.

– Так, живо за мной, – скомандовал он. – Лететь долго, потрепаться успеете.

– Вы собирались доложить, к чему такая спешка, – язвительно заметила Инга.

Выяснилось, что спешкой они обязаны одному из спецназовцев-головорезов, с которым фээсбэшнику необходимо было поговорить, прежде чем тот отдаст Богу душу.

– Уцелел, значит, один? – невозмутимо уточнила Инга.

– Уцелел, – проворчал Бекетов. – Если можно так выразиться. Сам не особенно в курсе, на месте разберемся.

В неказистом и тесном, явно не рассчитанном на перевозку гражданских лиц, самолетике Инга умостила голову у Артема на плече.

– Посплю, – зевнула она. – Хотя постой. Ты, дорогой товарищ, по жизни кто? Чем занимаешься?

К Ингиному удивлению, оказался «дорогой товарищ» вовсе не бесшабашным сорвиголовой, как она сама, а, напротив, самым что ни на есть обывателем и домоседом.

– На университетской кафедре штаны протираю, – отчего-то покраснев, пробормотал он. – Я хотел в медицинский, но мама настояла. Сейчас диссертацию заканчиваю, по теме «Культура Древнего мира».

С четверть часа Инга сквозь полудрему вслушивалась в несусветную чушь об аргонавтах, циклопах и прочих минотаврах. Затем заснула.

– Его зовут Фархад Расулов, – бросил, сбежав с крыльца красноярского госпиталя, Бекетов. – Он умирает: обширный инфаркт, множественные повреждения внутренних органов, коллапс. Пребывает в коме, так что поговорить с ним не удалось. Врач, однако, утверждает, что дважды Расулов приходил в себя, и… – капитан задумчиво поскреб в затылке и замолчал.

– Что «и»? – резко бросил Артем.

– По словам доктора, Расулов бредил. Но в бреду настойчиво повторял, что его товарищи погибли от страха.

Артем недоверчиво скривил губы.

– Не понимаю, – сказал он. – Как далеко отсюда эта ваша аномалия?