Артем зевнул.

– Ну а мы-то тут при чем? – лениво осведомился он.

Выяснилось, что еще как при чем. Слетевший с катушек водитель клялся, что два десятка рядовых и сержант разом померли. Но не от болезни какой и не от пуль, а, дескать, от страха. Что именно нагнало этот страх, водитель не говорил, а когда заходила об этом речь, начинал пускать пену и биться в конвульсиях. Веры, конечно, особой бы ему не было, если б не архивные документы, пролежавшие уйму лет засекреченными, под спудом.

– С десяток свидетельств, – озабоченно поведал Бекетов. – И все на один манер: якобы людишки вовсе не исчезают бесследно, а помирают. От ужаса, мол, помирают, а кто или что нагоняет этот ужас, неизвестно. В общем, третьего дня туда отправилась группа спецназа. Элитное подразделение, пятерка отчаянных парней, головорезов. На место они прибыли, лагерь золотодобытчиков осмотрели. И все.

– Ах, как здорово, – с издевкой поаплодировала Инга. – Головорезы, значит, тоже пропали? И теперь наша, – она кивнула на Артема, – с этим беднягой очередь? Ну ладно, мне до звезды – я и так, можно сказать, зажилась. А его-то за что?

Артем хмыкнул.

– У вас гипофобия, угадал? Болезнь Урбаха-Вите?

Девушка сморгнула.

– Я не люблю говорить об этом.

– Я тоже. Но до сих пор думал, что один такой. О других случаях я только читал.

Читал Артем много. Врожденной гипофобией страдали считаные единицы. В подавляющем большинстве случаев до совершеннолетия они не доживали. Патологическое отсутствие страха и тревоги неминуемо приводило к несчастьям, бедам и увечьям. Те, в свою очередь, – к гибели.

– И я, – ахнула Инга. – Я тоже думала, что одна.

Бекетов кашлянул.

– Позвольте, я вас перебью. Наговориться вы еще успеете. В самолете. Если до послезавтра спецназ не выйдет на связь, мы вылетаем.

Артем скрестил на груди руки.

– Знаете, есть у меня вопрос, – бросил он. – Мне наплевать, что со мной будет, страха смерти я лишен напрочь, вы, думаю, это уже поняли. Но почему вы попросту не уничтожите эту вашу аномалию? С воздуха, например.

Бекетов замялся.

– К сожалению, ответить не могу.

– Зато я могу, – фыркнула Инга. – Если там и вправду нечто, способное убивать страхом, то это оружие. ФСБ рассчитывает найти ему применение, так, капитан?

Бекетов вскинул голову.

– А вам не все ли равно?

На мгновение Инга смутилась. Затем примирительно махнула рукой.

– По большому счету, это и вправду мне безразлично. А вознаграждение за труды – нет. Что вы там насчет него говорили?

Застыв на краю похожей на пуп воронки, Расулов неотрывно смотрел, как опасливо, настороженно спускаются по склонам две пары. Старлей с Трифоненко уже приближались к лиловым наростам на дне. Петляев с Арутюняном слегка задержались, осматривая шурфы.

Проводника бил озноб. Обычные хладнокровие и бесстрашие сейчас изменили ему, АКМ в руках заметно дрожал.

– Замолчи! – прикрикнул Расулов на безостановочно скулящего пса. – Молчать, ну!

Скулеж не прекратился. Впервые за многие годы Шамиль отказывался выполнить хозяйский приказ.

Проводник обернулся, зафиксировал взглядом распластавшегося на земле пса, и в этот момент за спиной вдруг раздался грохот.

Расулов не сразу понял, что произошло, а когда понял, не поверил своим глазам. Лиловые наросты на дне воронки разом вдруг вспухли и лопнули. Дно провалилось, разверзлось в трещину с рваными краями. Из этой трещины взмыли в воздух два страшных, немыслимых чудовища с исполинскими крыльями. Вскинулся, дал автоматную очередь и вдруг застыл на месте, будто окаменел, Трифоненко. АКМ выпал у него из рук. Схватился за сердце и запрокинулся навзничь Старлей.

Оцепенев, Расулов завороженно и бессильно смотрел, как одно из чудовищ обрушилось на прапорщика. Как, отделившись от тела, полетела в трещину круглая, наголо бритая голова. Как второй монстр напополам разорвал застывшего Трифоненко и зашвырнул останки в провал.

А потом истошно, отчаянно заголосил Арутюнян, и его крик выбил проводника из оцепенения.

– Ара, сюда! – заорал Расулов мчащемуся сломя голову вверх по склону спецназовцу. – Сюда-а-а-а-а!

Проводник вскинул автомат и врезал по ближайшему чудовищу очередью. Как развернулось в воздухе и понеслось на него второе, он заметил слишком поздно, а когда, наконец, заметил, задохнулся сердечной болью. Чудовище было не просто страшно и отвратительно. Оно было невообразимо, запредельно ужасно, особенно обращенная к проводнику морда. Нет, не морда, успел осознать он – лицо, женское лицо, словно напяленное на уродливый, сочащийся слизью костяк. Расулов выронил автомат, судорожно схватился неверной рукой за еловый ствол. Он услышал, как тонко, пронзительно завизжал и враз