не горели. Мало ли что могло скрываться в темноте? Вернее, Валерка точно знал, что именно там могло скрываться и какую плату надо отдавать за нормальное электричество без перебоев.

Дыры в окнах затянул упаковочной пленкой – рулоны всегда хранились в кладовке. Повозился с листьями во дворе, собирая их в кучи и упаковывая в мусорные мешки. Это был старый проверенный ритуал.

Когда основные дела были сделаны, Валерка пошел на задний двор. Сразу за летней кухней стоял кирпичный гараж. Валерка снял замки, отодвинул тяжелую створу, вернулся в «Запорожцу» и осторожно въехал внутрь.

Много лет назад именно сюда «Запорожец» и привезли. Тогда еще новенький, блестящий, пахнущий машинным маслом. Валерка помнил, как отец усадил его, трехлетнего, справа на пассажирское сиденье. Было душно, дерматин грел кожу. Отец провел рукой по рычагу передач, погладил пластиковый руль.

– Не машина, а зверь, – сказал он тогда. – Куда угодно домчит в два счета. Заживем!

А через год после этого с неба посыпались первые капли света.

Валерка зажег лампочку под потолком, тени растворились. В воздухе кружилась пыль, и было видно, какой «Запорожец» старый, потертый, потрепанный. Кое-где вздулась и шелушилась краска. Лобовое стекло покрылось кляксами грязи. Почему именно этот драндулет дотянул до две тысячи семнадцатого? Кто его выбрал? По каким признакам? Валерка много лет задавался вопросами, и много же лет понимал, что ответов никогда не получит. Не в этой жизни.

Он вернулся на водительское сиденье, взялся за неказистый руль, почувствовал холод и спертый въедливый запах. Загорелась желтым светом панель. Ожило радио, и мягкий баритон затянул: «…опять от меня сбежала последняя электричка…» Папина любимая песня. Валерка закрыл глаза, вспоминая ощущения, настраиваясь на нужную волну.

Прошло несколько минут. Сквозь гул работающего вхолостую двигателя показалось, что кто-то стучит. Изнутри. Из-под капота (вернее, из багажника, который у «Запорожца» был спереди). Короткие и частые удары.

Валерка открыл глаза. Стук прекратился.

– Не напоминайте, – сказал Валерка, похлопав ладонью по пластиковой панели. – Дайте прийти в себя.

Он драил автомобиль часа два, до темноты. Приносил ведра с теплой водой из дома, тер губкой синюю краску, отдирал ржавые лохмотья, соскабливал грязь с колес. Губка скрипела на стеклах, оставляя бурые разводы вперемешку с пеной. Вода извивалась ужом по земле и исчезала за забором. Замерзли руки, подушечки пальцев сморщились, а щеки обжигало холодным ветром, но Валерка будто ничего не замечал. Он был поглощен процессом.

Когда стало совсем темно, Валерка включил лампочку на шнуре, болтающуюся под козырьком крыши летней кухни. Пятнышки света бегали из стороны в сторону от порывов ветра, отражались от фар и зеркал.

Радио выдавало одну песню за другой. Алла Пугачева, София Ротару, Муслим Магомаев. Бесконечное ретро, флер утерянного прошлого.

Кто-то окрикнул Валерку, он обернулся и увидел в темноте приближающийся от дома силуэт.

Ярик. Старший брат.

– Опаздываешь, – сказал Валерка вместо приветствия.

Ярик подошел; в неярком свете он казался глубоким стариком – с темными впадинами вместо глаз, седоватой бородой и взъерошенными, давно немытыми волосами. Ночь будто вгрызлась в его морщины на впалых щеках и на лбу. Он сильно изменился за последние семь лет. Провалился в яму жизни с головой. На самом деле ему было пятьдесят шесть. Когда-то считалось, что это еще не старость.

– Старшие не опаздывают, а задерживаются. – Ярик взял из ведра тряпку, плюхнул ее на багажник «Запорожца» и принялся растирать пятно налипшей грязи. Валерка увидел тлеющую самокрутку, зажатую между зубов.

– А я свою ни разу еще не мыл, – сказал Ярик через несколько минут. – Сил нет. Пусть проржавеет насквозь и развалится к чертям.

– Я ее не потому мою, что хочется. А потому, что это же отцовский еще «Запорожец», – пожал плечами Валерка. – Помнишь, как он его пригнал откуда-то?

– Ага. Из Нижнего. Говорил, что крутая машина, еще сто лет прослужит. Ну, вот и прослужила… – Ярик помусолил самокрутку губами. – Сделаем дело, и я сразу сваливаю. Ночевать здесь неохота. Меня от этого дома тошнит. Все время вспоминаю детство. Как мы с тобой за молью охотились, помнишь? Вытаскивали настольную лампу на удлинителе, врубали и ждали, когда моль прилетит. А потом ты ее мухобойкой – бац! Десяток за ночь! И высушивал.

– Ты пьян? – спросил Валерка.

Ярик действительно был пьян. Он вообще редко заявлялся сюда трезвым. Может быть, пил все семь лет, не просыхая. В его ответе слышался вызов:

– А что, какие-то проблемы? Раньше тебе это не мешало… Справлюсь, будь спокоен. И вообще, тебе тоже советую. Хорошо сглаживает… эти самые… переживания. Вжух, и все забыто. Как будто был пьяный бред, морок, а наутро все прошло. Машина в гараже, водка на столе, все дела. Живи дальше, как хочешь.